У Джорджи возникло непреодолимое желание сбежать. Он слишком отличался от всех знакомых ей мужчин. Слишком большой, слишком мужественный, слишком сильный… слишком во всём.
— Да, вам следует отправиться на ужин прямо сейчас, — сумела выдавить она. — Сразу после ванны, разумеется.
Хью стащил с ограды льняную рубашку.
— Я принимал ванную после тренировки сегодня утром. Вы прежде никогда не приходили.
— А я и не знала, что вы допускаете зрителей на свои омовения, — рассмеялась Джорджи.
— Для вас я мог бы сделать исключение, — ответил Хью, не сводя с неё глаз. — Но вообще-то, я говорил о своих тренировках с Ришелье.
— Не приходила, — подтвердила Джорджи. Она отказывается присоединяться к таращащим глаза женщинам, которые вздыхают по его плечам и приберегают кусочки сахара для его лошади!
Хотя откровенная ложь утверждать, что она не вздыхает по его плечам.
— Почему нет? — с искренним интересом спросил Хью. — Разве вы больше не любите лошадей? А девочкой любили. Я всё ещё помню ту крошку-пони, которая у вас была…
— Лакомка.
— Точно. У неё была прямая спина и вздорный нрав. Из горных пони, не шетлендской породы.
Джорджина улыбнулась:
— Помните, как она вставала на дыбы и несла, когда думала, что настала пора возвращаться домой? А если мы с ней забирались чуть дальше от конюшни, чем ей было по нраву, она могла проскакать галопом весь путь до дома.
— Мне пришло в голову вывести Ришелье завтра на прогулку, — сказал Хью, заправляя рубашку в бриджи. — Присоединитесь?
— У меня нет лошади.
— Кобыла Кэролайн не такая живая, как ваша Лакомка, но у неё хорошие манеры. Тем самым вы сделаете мне одолжение.
— Как же? — удивилась Джорджи.
— Я слишком упорно тренирую Ришелье. Нужно дать ему немного повеселиться.
— Повеселиться? Я думала, скаковые лошади любят скачки. Разве это для него не веселье?
— Если тренировки превращаются в рутину, он может потерять запал. Завтра я дам ему отведать немного травы из канавы, украсть яблоко из какого-нибудь сада и просто попастись в поле — если смогу найти поле без раздражённого фермера. Я хочу, чтобы завтра он побыл просто лошадью, а не вероятным победителем.
— Повеселиться, — повторила она.
Хью перегнулся через ограду и пальцем приподнял её подбородок.
— А вы помните, что значит веселиться, Джорджи?
— Я очень часто хорошо провожу время, — заверила она. Глаза её остановились на его нижней губе. Почему все эти годы, что она думала о Хью как о старшем брате, она никогда не замечала, сколь полная у него нижняя губа?
Да такие мысли просто неуместны, вот почему!
— Не похоже, что этим летом вы хорошо проводите время, — он потянулся и щёлкнул её по носу. — Ни одной улыбки. Печальные глаза.
Вот Хью, которого она помнила. Тот Хью, что присматривал за всеми ними, подбадривал ходящих хвостиком детей, вытирал слёзы и отвечал на вопросы.
— Что ж, — слабо улыбнулась она, — ведь оба наших вероятных супруга ускользнули от нас.
Выражение его глаз переменилось.
— Я и не знал, что у вас есть такой вероятный супруг.
— А капитан Оукс? — подсказала Джорджи. — Кэролайн пригласила его на приём главным образом ради меня, и одна из дам вашего списка перехватила его, не успела я станцевать с ним и двух танцев.
— Но Берджерон постоянно с вами танцует, — Хью прислонился к ограде, будто собрался проговорить всю ночь напролет. — И Джиркен, хотя я всё-таки надеюсь, что вы не рассматриваете этого наивного дурачка всерьёз. Впрочем, мне вообще казалось, будто вы дали зарок не выходить больше замуж. Но если это так, то, похоже, вы позабыли сообщить о сим решении своим преданным поклонникам.
— Ну не могу же я об этом объявить. Тогда мне нечего будет делать на балах. Никто не станет со мной танцевать.
— О, недостатка в партнерах у вас не будет.
— Ошибаетесь.
Хью наклонился вперёд:
— Вы вдова, Джорджи. Все мужчины станут танцевать с вами — потому что вы чрезвычайно восхитительны, и все они хотели бы уложить вас в постель. — Его дыхание качнуло кудри у неё на лбу. Он пах чистым потом и немного пряностями, соломой и мужчиной.
— Значит, мне останутся разговоры только с распутниками?
— Разговоры с повесами уж точно поинтереснее, чем с Джиркеном.
— Вы так говорите, словно ни один истинный джентльмен не захочет на мне жениться, но могу вас заверить…
— Но они хотят на вас жениться, — перебил Хью. — Пемброук, Лендри и Китлас. Особенно Китлас. Он смотрит на вас, будто вы — воплощение Венеры. Все, за исключением Льюиса Дюпре, разумеется, да и то лишь потому, что он уже женат.
— Тогда ему следует прекратить так на меня смотреть, — отрезала Джорджина.
— И прикасаться к вам, — согласился Хью. — Дайте мне знать, если он зайдет слишком далеко. Вышвырну его тогда в соседнее графство.
В голове промелькнула мысль, что Хью, похоже, заметил всех мужчин, что танцевали с ней за прошедшую неделю, каждого, кто говорил ей комплименты. Наверняка он просто присматривает за ней, как это свойственно старшим братьям.
— Если, конечно, вы не жаждете его прикосновений, — добавил он.
— Нет, — ответила Джорджи, с трудом припоминая, чего она хочет или не хочет. Особенно когда речь шла о ее поклонниках.
— Вы так чертовски прекрасны, что если даже скажете всем мужчинам в этом доме, что не собираетесь выходить замуж, они все равно не оставят надежды.
— Говорите как верный друг, который давно меня знает, — улыбнулась она Хью.
— Волосы будто пламя. — Он пробежал пальцем по кудрям Джорджи.
— И соответствующий им нрав, как говаривала матушка.
— Вы наверняка всё знаете про свои глаза, поэтому говорить о них я не стану, — решительно и к разочарованию Джорджи продолжил Хью. — Безупречный маленький подбородок, высокие скулы, восхитительная кожа. Во имя всех богов, Джорджи, кого еще можно назвать прекрасной, если не вас?
Её охватили восторг и смятение.
— Я подразумевала не такой тип красоты. Я говорила о красоте Гвендолин.
— Гвендолин? — Он выглядел ошеломленным. — Если хотите знать моё мнение, она лишь бледная ваша копия. Будто выцветший
портрет.
До жути близко к тем словам, что она сама использовала для сравнения Ричарда и Хью!
— Я не имела в виду наш внешний вид, — попыталась она объяснить, хотя при этом чувствовала себя как тщеславная дурочка, напрашивающаяся на комплименты. — То, как выглядит Гвендолин… будто она сошла с полотен Рафаэля.
Хью обернулся и проревел:
— Фимбл!
В дверях появился конюх. Хью показал на Ришелье и перепрыгнул через ограду. Джорджина отступила на шаг. Он возвышался над ней, волосы упали на его лоб, а рубашка снова выбилась из бриджей.
— Ну вы и дурёха, — сказал он непринужденно, взял её за руку и повёл к дому.
— Знаю, — согласилась Джорджи. — Давайте поговорим о чём-нибудь другом.
— Хорошо. Насчет завтра. Я буду ждать вас на конюшне в восемь утра. Мы должны уехать до того, как спустятся желающие посмотреть тренировку Ришелье.
— Я не сказала, что буду…
Они прошли под старой каменной аркой, ведущей в розовый сад. Хью остановился и заставил остановиться и Джорджи. А когда она споткнулась, он поддержал её за руку.
— Вы не можете пускать меня в галоп или останавливать, словно своих лошадей, Хью, — сказала она, сознавая, что дрожит. И дрожь эта возникла не от того, что она едва не упала, а от тепла мужской руки, лежащей на её обнажённом локте.
— Чёрт побери, Джорджи, вы же знаете, я не силён по части комплиментов.
— А я как раз на них напрашиваюсь, — призналась она 062ca0. — Не обращайте на меня внимания.
— В том-то и дело. Я не могу не обращать на вас внимание. Так всегда было.
Она открыла рот, но слова не шли.
— И если я что-то и понял за эту чертовски бесконечную неделю, так это то, что когда вижу вас, чувствую себя счастливым. И уж точно я не чувствовал ничего подобного при виде Гвендолин. Ну, кроме облегчения, когда она вычеркнула себя из моего списка, — добавил он.