-
А затем со своей обычной бесхитростностью добавил:
— Сегодня утром у меня его не было.
Хью взял Джорджину за руку и надел кольцо ей на палец.
— О, — выдохнула она.
— Полагаю, оно старомодное, — промолвил Хью, вдруг подумав, что кольцо его матери может быть совсем не в моде. Оно представляло собой розовый топаз высочайшего качества, окружённый бриллиантами.
Но глаза Джорджины сияли.
— Оно прелестно, Хью. Это самое красивое кольцо, которое я когда-либо видела. Это твоей мамы?
Он кивнул и поцеловал Джорджину в нос.
— Отец отдал его мне после её смерти и сказал, что я должен подарить его своей жене.
По щеке Джорджины скатилась слеза, и Хью осушил её поцелуем.
— Ничего милее в жизни не слышала, — сказала будущая графиня, и голос её задрожал от чувств.
— Она была бы очень счастлива, — заверил её граф. — Ты бы ей понравилась, Джорджи. — Но затем он захотел, чтобы его любимая перестала плакать, так что Хью просто перекатился, оказавшись на ней, и принялся её отвлекать.
И в этом ему не было равных.
Хью был настолько хорош, что у Джорджины, в общем-то, не появилось возможности рассмотреть кольцо до утра, и она всё ещё бросала взгляды на свою руку, входя в утреннюю столовую. Было довольно поздно, и бóльшая часть гостей перешла в гостиную.
За столом сидели лишь Кэролайн и Пирс, и поскольку подруга Джорджины вскочила со стула и воскликнула: «А вот и ты!», стало ясно, что эта пара сидела за холодными тостами и еле тёплым чаем, ожидая её.
Джорджина не смогла сдержать улыбку.
— Я чуточку проспала, — сказала она, обходя стол, чтобы сесть рядом с Кэролайн.
— Воображаю… — вскричала та, но затем её голос прервался. — О, Пирс, посмотри, мой брат… моя мама… это… о, Джорджи, я так счастлива за тебя!
И лишь позднее Кэролайн сказала то, что Джорджина никогда не забудет — до тех пор, пока носит кольцо Хью, а это означало, всю её долгую и счастливую жизнь.
— Это как раз то, чего хотел мой отец, — призналась Кэролайн. — Жаль, что он не может сам всё увидеть. Он был так разочарован, когда ты так быстро влюбилась — в свой первый же сезон. И его не обрадовала твоя свадьба с Ричардом, хотя, конечно, я никогда тебе этого не говорила.
— Не обрадовала? — переспросила Джорджина, весьма удивившись.
— Это не имело ничего общего с Ричардом, но мой отец считал, что именно ты смогла бы удержать Хью от бегства в конюшни. убыцшу Папа чувствовал, что мой брат воспринял смерть мамы хуже остальных, а ты как-то помогла ему в то страшное время. Случилось что-то, что заставило папу посчитать вас идеальной парой.
Кэролайн не сказала больше ни слова, а Джорджина не спешила просветить подругу на сей счёт. Но до конца своей жизни, стоило кому-то упомянуть купание, графиня Брайерли смотрела на мужа с загадочной улыбкой — улыбкой, которая удерживала его подальше от конюшен.
Эпилог
Болтая на ходу, Кэролайн пробиралась по старинному театру.
— Видите? — махнув бокалом с шампанским в сторону подмостков, произнесла она. Надо сказать, что за ужином в честь ее дня рождения провозглашали великое множество тостов. — Первый маркиз Финчли построил это намеренно во славу одного из усовершенствований королевы Елизаветы в стране. Знаете, она обожала театр. Не могу утверждать, что с тех пор им часто пользовались, но надеюсь, когда у нас будут дети, мы почаще будем устраивать здесь представления.
Муж взирал на нее с тем выражением слепого обожания, которое Хью обычно терпеть не мог, а сейчас был почти уверен, что оно с таким же успехом навеки поселилось и у него на лице.
— Я предоставляю тебе занять место королевы Елизаветы, милая, — предложил маркиз. — На сцене.
— О! — воскликнула Кэролайн. — Это же кресло из голубой гостиной.
— То самое, в котором на портрете в точности на этой сцене восседает королева Елизавета, — гордо пояснил Финчли. — Тебе предстоит сидеть на почетном месте. Поскольку это твой день рождения. — И он наклонился и прошептал что-то на ушко Кэролайн. Что именно, Хью не расслышал, но у него имелись кое-какие догадки на сей счет, поскольку Кэролайн покраснела, а муж поцеловал ее в носик так, как совершенно не принято в приличном обществе.
Это зрелище заставило Хью призадуматься, а что бы он сотворил на двадцать пятый день рождения Джорджины, и на тридцатый ее день рождения, и на пятидесятый, и на семидесятый, если уж на то пошло. Он взглянул на нее, и в его улыбке, должно быть, что-то такое промелькнуло, потому как щеки Джорджины порозовели, и она возмущенно произнесла:
— Хью! Прекрати!
Между тем его сестра по своему обыкновению подняла смуту.
— Нет, я не желаю торчать там одна на сцене, Пирс, — говорила она. — Я хочу, чтобы ты был со мной. И Джорджина, потому что они с Хью только что обручились, поэтому им следует отпраздновать помолвку.
— В таком случае мисс Пэссмор и лорд Чартерс пребывают в том же положении, — указал ей Хью.
— И я очень рад объявить, что мисс Пейтон приняла мое предложение руки и сердца, — раздался низкий голос капитана Нилла Оукса.
— Должно быть, этот дом кишит не на шутку разгулявшимися купидонами, — тихо прошептал Хью Джорджине.
— Сожалеешь? — усмехнувшись, спросила та.
— Да нисколько, — ответил он, безуспешно пытаясь удержать легкомысленный тон. — Никогда. — И тоже поцеловал ее, поскольку уж ежели хозяин нарушает правила, предписанные светом, то другим сам бог велел.
— Пусть все обрученные пары присоединятся к нам с Финчли на сцене, — объявила Кэролайн, хлопая в ладоши и делая знаки суетившимся повсюду слугам принести кресла.
Хью занял узкий диванчик и уютно расположил рядом Джорджину. Гвендолин, мотая отрицательно головой, пыталась спрятаться где-нибудь сзади, но Алекс ухитрился уговорить ее сесть в стоявшее сбоку кресло. А Кейт пристроилась на коленях капитана Оукса, что было явно непристойно, только вот они все так привыкли видеть его, то и дело переносившим ее, что это казалось естественным. Что-то случилось с ее лодыжкой, подумал Хью. Наконец, они все, трезвоня, уселись полукругом лицом к сцене, спиной к публике.
Со стороны зрителей доносился гул ожидания.
— Ты пояснил лорду Финчли, что мы не отвечаем за это представление? — зашептала Джорджина.
— Теперь ты можешь звать его Пирсом. Ты же член семьи, — напомнил Хью.
Сама эта мысль подвела его к опасной черте: ему захотелось снова поцеловать Джорджи. Но поскольку сейчас они все сидели на сцене, а снизу на них взирало добрых человек двадцать аристократов, которые глазели на сидевших на подмостках как на театральное зрелище, то он сдержался.
В стороне от зала раздались хлопки, и сцену, и зрительный зал стали обходить лакеи, предлагая бокалы, наполненные до краев шампанским.
Маркиз Финчли встал.
— Могу я предложить последний тост за мою жену, в честь которой мы все здесь собрались?
Хью и так уже употребил намного больше шампанского, чем стоило бы, и вообще он предпочитал хороший портвейн, а не эту дамскую шипучку. Впрочем, так или иначе — выпил.
Вдобавок Джорджина молча подняла свой бокал: не за Кэролайн, а в его честь.
— За что? — наклоняясь ближе, прошептал Хью.
— За тебя, — ответила Джорджина.
Что-то защемило в груди, и он залпом прикончил шампанское, подумав, какой же он все-таки счастливчик. Лакей сразу же снова наполнил их бокалы.
В этот момент на сцену прошествовал мистер Лир. На нем был костюм из желтого бархата, вокруг головы нечто, смутно смахивающее на нимб. Только если нимбы сбиваются пьяно на бок и свисают с уха.
— Так вот они, только что обрученные! — воскликнул он, одаривая непристойной улыбкой сидевшие на краю сцены четыре пары.
— Двое из которых уже женаты, — весело поправила Кэролайн.
— А, леди Финчли. — Лир наклонился так низко, что нимб опасно накренился. Лир тут же выпрямился, подхватив его рукой. — Со всем глубочайшим уважением я выражаю вам соболезнования от всей моей труппы.