— Ну-с, как дела? — поинтересовался он.
— Спасибо, лучше, — ответила Марина, с трудом сдерживая раздражение.
— Вы, голубушка, через недельку домой пойдете, — объявил доктор и, оттянув Маринино веко, посветил ей в глаз фонариком.
В Марине вскипало бешенство. Необъяснимо, но почему-то за все свои неприятности она сейчас ненавидела этого юного, но уверенного в себе врача.
— А почему вы, такой молодой человек, разговариваете, как будто образование еще до революции получали? — наконец не выдержала она.
— Что вы имеете в виду? — опешил врач.
— А вот это — «ну-с», «голубушка», — к чему все это? Нельзя ли попроще?
— Я, право, не знаю…
— Ну вот, видите, опять — «право»… — Марина выговорила это слово, ехидно скривив лицо. — Чушь какая-то, — она повернулась к врачу спиной и натянула на голову одеяло.
— Нахалка, нахалка! — послышался возмущенный шепот санитарки. — Лечишь их, лечишь, и вот тебе благодарность.
— Ничего, Лидия Сергеевна, — успокаивал санитарку врач, сам чуть не плача, — ничего, у нее же сотрясение мозга, такое может быть, агрессия и прочее.
«Да не от мозга у меня агрессия, — подумала Марина. — Почему нет диагноза — сотрясение души? Вернее было бы».
— Устала я, — пробормотала она и, закутавшись поплотнее в одеяло, уснула.
Марина проспала неделю, просыпаясь только по нужде. Иногда в ее сознание проникал заботливый шепот врача: «Ну как, спит? Вот и молодец. Пусть спит, не трогайте ее, это хорошо». Марине снилось, как огромный дракон, зажав в лапе букет из роз, хлещет ими по лицу маленького беззащитного Вартана. Вартан плачет и протягивает к ней руки. Марина изо всех сил бежит к нему на помощь, но расстояние между ними не уменьшается, а увеличивается. Потом вдруг Вартан тащит на окровавленной голове унитаз, перевернув его кверху дном, как шляпу. Потом снится холодная река, и Марина плывет в ней, неудобно загребая одной рукой, а другой держит над головой зонтик.
А потом сон кончился, и Марина проснулась. Она открыла глаза и, ощутив необыкновенную легкость в голове, села. В палате было темно.
— Ночь… — прошептала Марина и посмотрела в сторону окна.
Голое, лишенное занавесок окно отсвечивало кобальтом. Марина присела на подоконник. Батарея шпарила, как сумасшедшая. Марина вытянула ноги, чтобы не обжечься, и стала смотреть на небо. Звезд не было видно, их перебивал свет фонарей, и тем ярче на гладком, черном пространстве сияла зеленоватая луна. Там, за окном, была вселенская тишина, непостижимая бесконечность. Марине было хорошо, она чувствовала себя сопричастной этой тишине, а здесь соседи по палате нарушали покой мироздания храпом и нездоровой возней.
Глаза уже привыкли к темноте. Марина окинула взглядом палату, и ей захотелось вырваться отсюда на воздух, прямо сейчас, ночью, в тапочках и халате, вырваться на свободу из своей проклятой жизни и бежать по новому снегу, оставляя на нем горячие следы.
Она вернулась в постель и, забравшись под одеяло, с облегчением заплакала.
Наутро ее разбудил голос няньки:
— Усатова, к тебе пришли! — рявкнула она и свирепо хлопнула дверью.
— Вартан! — обрадовалась Марина: слава богу, опомнился. Сунув ноги в тапки, она запахнула халат и решительной походкой заспешила в сторону приемного отделения, на ходу подыскивая оправдания нерадивому мужу.
В приемном царил хаос. Сотрудники больницы с озабоченным видом носились по коридору, неестественной резвостью оттеняя статичность сидящих вдоль стен больных. Марина огляделась по сторонам: Вартана не было видно. Она пошла по коридору к выходу, вышла в вестибюль. И здесь было пусто, только справа, у стены, курила нарядная женщина. В модном заграничном костюме она смотрелась как яркая заплата на старой, драной декорации. Завидев Марину, женщина бросила сигарету и, всплеснув руками, воскликнула:
— Усик, что с тобой?!
«Откуда ей известна моя школьная кличка? — подумала Марина. — И почему она со мной на «ты»?»
Женщина подошла поближе и, взяв Марину за плечи, заглянула ей в глаза.
— Мань, ну ты что, совсем умом тронулась? Это же я — Света.
— Не может быть… — прошептала Марина. — Светка Мельникова, ты?!
— Ну, я! Кто же еще? — обрадовалась Света и прижала Марину к себе.
— Какая ты стала! Просто не узнать… — не верила своим глазам Марина. — Слушай, давай присядем. Я долго на ногах не могу…
— Да уж, я вижу, укатали сивку крутые горки. Ты бы хоть причесалась, что ли.
Марина вспомнила, что вот уже две недели не подходила к зеркалу.