Света привезла Марину к себе в похожую на выставочный салон квартиру. Белые кожаные диваны, красные занавески, и все какой-то нечеловеческой чистоты. На кухне гремела посуда.
— У тебя кто-то есть? — спросила Марина, робея от такого блеска.
— Да, это Дуся, обед готовит, — объяснила Света совершенно будничным тоном, как будто домработница, которая готовит обед, — дело само собой разумеющееся. — Скоро есть будем! — Она достала из шкафа полотенце и халат: — Ты давай-ка в ванну ныряй, а я пока подумаю, что на тебя надеть. У тебя обувь какого размера?
— Тридцать девятого.
— Отлично! Значит, подойдет.
Марина пошла в ванную. Подивилась белизне кафеля, красоте сантехники. Вспомнила печальную участь своего унитаза и раковины и стала раздеваться. Когда она опустилась в горячую, душистую воду, ей показалось, что тело вот-вот растворится от блаженства.
«Боже мой, как хорошо», — подумала она и закрыла глаза.
Обед был накрыт в солнечной комнате с большим окном. Прислуживала домработница Дуся, домовитая толстая тетка. Марина сидела за столом, закутавшись в мягкий халат, с полотенцем на голове, завернутым тюрбаном, и пыталась осознать причину своего присутствия в этой кинематографической действительности.
Дуся поставила на стол салат.
— Давайте-ка салатика, — по-матерински сказала она, — а я пока супчик подогрею.
Света разложила на коленях белоснежную льняную салфетку.
— Ешь, Усик, не стесняйся, — сказала она, накладывая Марине полную тарелку салата, — тебе нужно сил набираться, а то вон на кого похожа стала, страшно смотреть.
— Страшно — не смотри, — огрызнулась Марина.
— Слушай, Усик, а ведь ты совершенно не изменилась. Тебе что ни скажи, сразу в бутылку лезешь.
— Да и ты все та же — совершенно не думаешь, что говоришь.
Света засмеялась. Марина тоже растянула губы в тугую улыбку.
— Что делать-то собираешься? — уже серьезно спросила Света.
— Хороший вопрос. Только ответить тебе на него я не могу.
— Почему?
— Потому что положение у меня совершенно безвыходное. Денег нет, сил, как видишь, тоже нет. Даже домой не могу вернуться — в квартире голые стены, и бабаи навестить могут, а с ними шутки плохи. Убьют.
— Кто такие бабаи?
— Да узбеки, у которых я работала.
— Неужели так серьезно?
— А ты как думала? Это тебе не Германия.
Дуся принесла суп. Горячий, с пампушечками.
— Райская у тебя жизнь, — позавидовала Марина и откусила от теплой булочки, — ничего-то ты этого не знаешь.
— Ну почему же не знаю. Я тоже новости смотрю, газеты читаю.
— Новости, газеты! — зло передразнила Марина и бросила булку на стол. — Ты хоть людей не смеши. Про мою жизнь не в газетах, а в романах писать надо. Не могу я больше, понимаешь! Осточертело мне все!
— Подожди, Марин, не отчаивайся. Чего-нибудь придумаем.
— Что ты можешь придумать?! Ты даже понять не можешь, что здесь происходит, в этой проклятой стране. Люди — звери. Все друг друга ненавидят, нищета и зависть со всех сторон!
— Марин, только не надо обобщать. Среди моих знакомых нет никакой нищеты, и зависти тоже нет.
— Ах, и ты считаешь, что ты со своими знакомыми — преобладающее большинство и что тебе жизнь в этом городе понятна? Встанешь утром, тебе кофе в постель подадут, ванну примешь душистую, а дальше — в машину и к знакомым. А у них тоже домработницы и мирные беседы за праздничным столом! — Марина нервничала, нос у нее покраснел, глаза сверкали зло и непримиримо. — А ты в метро спустись, — ехидно предложила она.
В комнату вошла Дуся, держа в руках блюдо с жареной курицей.
— Посмотри, какие там рожи ездят, — продолжала Марина. — У них же у всех маниакально-депрессивный психоз! — Марина взглянула на Дусю, тем самым призывая ее в свидетели.
Дуся одобрительно молчала.
— Им всем надо велеть паранджу надеть, чтобы не заражали своим безумием!
— Дусенька, оставьте курицу, пожалуйста, и идите, — попросила Света.
Дуся недовольно поставила блюдо на стол: в ней шевельнулась классовая гордость.
— Верно ваша подруга говорит, — проворчала она, направляясь к выходу, — ездють тут всякие.
— Слушай, мать, у меня к тебе дело есть, — заговорила Света.
— Это ясно, а то стала бы ты меня без дела в ванной купать, — Марина взяла с блюда куриную ногу.
— Хватит глупости говорить и изображать из себя класс голодных и рабов, — рассердилась Света. — Тебя никто не заставлял выходить замуж за этого дворника, на работу в кабак тоже никто не гнал. Как говорится, что посеешь, то и пожнешь. И нечего весь мир обвинять в собственных неудачах.