Брату показалось, что я чересчур увлекся — он подскочил и, как бы извиняясь за мою невоспитанность, расплылся перед Камиллой:
— Это брат так шутит. Показывает, как здесь себя ведут некоторые непризнанные поэты, — а меня сурово отвел в сторону: — Эта моя! Ухаживай за ее подругой.
— Я переключился на подругу этой самой Камиллы — не помню как ее звали, пусть — Маша; в общем-то блондинки выглядели совершенно одинаково и мне было все равно какую тискать. Как только сели за стол, я сказал:
— Ну девочки, что закажем? Водочку, салатик?
Брат вытаращил глаза и с отвращением поморщился.
— Ты хотя бы думай, что говоришь! Какая водка? Шампанское, коньяк!
В Камилле несколько секунд боролось «королевство», в которое ее возвел брат и в которое она играла, и врожденная порочность — последняя победила и она игриво подернула плечом.
— А я бы выпила водки.
Маша ничего не сказала, ей было без разницы что пить, она зыркала по сторонам, всем улыбалась и только и думала, какую часть тела показать.
— Под водочку хорошо идет селедка с картошкой, — продолжал я гнуть свое, но тут же почувствовал под столом удар брата, а над столом увидел его неестественно сияющую физиономию — он по-лакейски, с большой предосторожностью заглядывал в глаза своей Камиллы.
— Вы, Камилла, не откажетесь от паровой осетрины? И закажем фрукты. А кофе с мороженым позднее.
— Как скажете, — откликнулась «его любовь».
«Моя» Маша по-прежнему вертелась на стуле. Я погладил ее попу и шепнул:
— Клево здесь, верно? А потом двинем ко мне.
— Ага, — она кивнула, глядя куда-то мимо меня — ей было все едино — с кем и куда ехать.
Пока ждали заказ, брат решил развеселить наших подружек и не нашел ничего лучшего, как рассказать о своих болезнях (он вообще страшно любит рассказы о болезнях и умеет болеть — знает все причины и следствия своих недугов — ему впору писать кандидатскую по медицине, а он строчит стишата) — дотошно и обстоятельно поведал о больнице, в которой недавно лежал, какие сдавал анализы, какие его окружали медсестры. Этим дурацким рассказом он преследовал двоякую цель: бил на жалость — мол, болезни — издержки холостяцкой жизни (разумеется, он готов ее изменить с такой как Камилла) и демонстрировал искусство общения с женщинами, представлялся опытным мужчиной (ведь медсестры не просто окружали его, но и влюблялись в него по уши).
— …Одна была строгая, официальная, холодная, другая постоянно посылала мне воздушные поцелуи и все говорила: «Когда выпишитесь, у нас будет нечто фантастическое». Но в день выписки, увидев меня, затряслась от страха и убежала. Зато строгая, холодная подошла и протянула свою визитку. В шутку я могу завести легкомысленный роман, всерьез — никогда! Ведь любовь это избирательность, — брат взирал на Камиллу, будто на хрустальный замок.
— А где же подробности? — произнесла его «королева», явно намекая на сексуальные моменты.
Но никаких моментов не последовало — их попросту не было — брат держал эту историю наготове, но не смог придумать достойную концовку, его воображение дальше слюнявых поцелуйчиков не шло. Чтобы поправить дело, я сказал:
— У меня была знакомая, которая с утра звонила и кричала в трубку: «Я тебя хочу!». Приезжала на такси, сбрасывала одежду, ныряла в постель, целовала меня до синяков…
Камилла залилась далеко не королевским смехом, Маша выдохнула:
— Класс!
Но брат метнул в мою сторону гневный взгляд:
— Может ты умолкнешь?! — и снова повернулся к Камилле: — А однажды в своей палате я устроил поэтический вечер, после чего мне не давали прохода. Одна больная поджидала в холле под часами и каждый раз спрашивала: «Который час?». И томно опустив глаза, вздыхала: «Я в палате одна, ночью смотрю в окно».
Официант принес заказ и, к моему облегчению и к радости блондинок, прервал болтовню брата. После первой рюмки (мы с Машей выпили водку и в дальнейшем пили только ее, родимую; Камилла, чтобы не обижать брата и не выходить из образа «королевы», пригубила коньяк, но тут же попросила налить ей водки и дальше чередовала напитки; брат потягивал только коньяк; шампанское наши дамочки использовали в качестве запивки) — так вот, после первой рюмки, Маша затараторила:
— У меня мечта… закадрить Юрия Антонова. Он здесь бывает?.. И хочу съездить в Венгрию, говорят там классно…
— Когда поедешь, возьми меня телохранителем, — вставил я.
Маша только ухмыльнулась — видимо, мне в ее пламенной мечте места не нашлось. Хотя, что я! Она просто обалдела от счастья.