Когда пыль осела, мы увидели, что машина стоит невдалеке, а шофер сидит на обочине, покуривает и искоса посматривает в нашу сторону. Ему явно хотелось подойти, но он медлил. Наконец, не выдержал: бросил окурок и подошел.
— Чтой-то вы едите?
— Кильку в томате, — просто сказал я.
— Хм, никогда не видел.
— Высший класс! — Алексей поднял большой палец.
— Ладно, дайте две штуки банок, довезу до самого Кутаиси.
В кабине шофер спросил:
— Из Хванчкары идете?
— Оттуда, — в один голос подтвердили мы.
— У меня там земляк. Важа. Мы оба из Кутаиси. Не встречали?
— Как же! — обрадовался Алексей. — Да мы с ним бочку вина выпили. Веселый и добрый парень.
— Добрый за чужой счет, — презрительно скривил губы шофер. — Я-то его знаю! Бездельник он, и бабник!.. И дом не его. Дом одного директора из Кутаиси. Большой человек и благородный. Сдает дом Важе из жалости. Важа продает его вино…
Какое-то унынье охватило нас с Алексеем. Зачем Важа выпендривался? К чему эта пыль в глаза, дурацкая похвальба?!
— Я сразу усек, что здесь что-то не то, — сказал я Алексею. — У меня сразу зашевелилось подозрение. Настоящие богачи не афишируют свое богатство и ведут неприметный образ жизни. Особенно в нашей стране, где полно завистников.
— Грузия — это вам не Россия, — многозначительно изрек шофер, — здесь все наоборот.
— Именно поэтому я раньше тебя обо всем догадался, — сказал мне Алексей.
— Так что ж давал себя дурачить?
— А как-то стыдно разоблачать человека, когда он беззастенчиво врет. Обижать не хочется… Ну, хочет парень выглядеть богачом — пусть выглядит. Бог с ним, с дуралеем…
Показались пригороды Кутаиси, и мне впервые за последние дни пришла в голову здравая идея.
— Слушай! — обратился я к шоферу. — У нас есть билеты на поезд, не поможешь их закомпостировать до Сухуми? Сейчас курортное время и, скорей всего, с местами туго. А ты, наверно, всех в Кутаиси знаешь?
— Как не знать?! Всех нужных людей знаю, — ухмыльнулся шофер, но больше не произнес ни слова.
Пауза затянулась и Алексей, молодчина, нашел выход:
— У нас есть еще три банки кильки. Отдадим тебе.
— С этого и надо начинать, — угрюмо буркнул шофер. — За просто так никто ничего не делает.
«А Важа»? — подумал я и, размышляя дальше, окончательно запутался в странностях кавказской натуры.
Шофер закурил и задал прямолинейный вопрос:
— С какой целью едете в Сухум?
— Окунуться в море, — расплылся Алексей.
— Хм. Приедешь домой, напусти синьки в ванну и ныряй, — шофер скривился в полуусмешке, радуясь своему юмору. — Я думал, по делу. Продать что-нибудь или купить…
Пока садились в поезд и катили до Сухуми, унынье (уже удвоенное, вернее, уже с примесью горечи) не покидало нас, и только когда открылось море и в окна ворвался йодистый запах, мы приободрились и отвлеклись от мрачных мыслей.
Словесный портрет одного чудака
В юности я был уверен — Гоголь своих персонажей придумал; теперь, к старости, доподлинно знаю — не придумал, а списал с реальных людей. Во всяком случае я встречал живых Маниловых и Ноздревых, а с Плюшкиным до недавнего времени жил в одном доме. Ему было за пятьдесят, но все, даже дети, звали его Коля, а меж собой Долгоносик — за необычную внешность: квадратное туловище, короткие ноги и вытянутое лицо, на котором выделялся карикатурно длинный нос. Благодаря своей колоритной внешности, Коля одно время снимался в кино — участвовал в мелких комических эпизодах (без текста); в те дни нам, соседям по дому, он напыщенно объяснял:
— Хм, чтобы пародировать, надо все делать лучше любого актера.
Но затем Колино мастерство несколько поблекло — он стал повторяться, «выкидывать штампы», и его приглашали только в массовку.
— Коля, давай! — кричали на съемочной площадке.
И Коля давал — строил гримасы, участвовал в драках, а то и просто шастал взад-вперед перед камерой, изображая «прохожего». Случалось, столь незначительные роли вселяли в Колю глубокое уныние; однажды, просмотрев старую ленту, где у него была «приличная роль», он сказал мне, что «как актер кончился, жизнь потеряла смысл» и объявил, что покончит с собой — к счастью, на следующий день забыл о своей угрозе.