Уже сидя в Ламборджини, я мысленно посылала на его голову самое страшное похмелье, потому что никакой мой жених не неприглядный, а, напротив, такой красивый, что залюбуешься, да и меня насильно за него никто не выдаёт, не губит, так сказать. В душе, между тем, зрели подозрения, что всё это совсем не совпадение. То-то папа не сделал этому Соловью Разбойнику ни одного замечания, хотя обладал очень строгим характером и мог запросто отчитать как следует. Однако предпочёл вместо этого, не замечая происходящего, окружить заботой маму, что, конечно, правильно, но уж слишком на него не похоже. Интересно, а кто вообще подкинул Андрею идею взять с собой своего закадычного дружка, которого в приличном обществе показывать не совсем удобно? Разве что оно сплошь состоит из любителей пафоса, стразов и песен про Салму и Атлантиду.
— Спой, птичка, не стыдись, — буркнула я, когда из отъехавшего первым автомобиля снова донеслось: «Пока снежинка не растает», а потом, взглянув на молча повернувшего ключи в замке зажигания Трандуила, поняла, что мои подозрения явно не беспочвенны, во всяком случае, он их точно разделяет, от того зелёные глаза и искрятся гневом. — Вот же павлин-мавлин нашёлся.
— Славный парень, — тут же отозвался отец. — И к тебе хорошо относится. Ничего страшного, что перебрал, сегодня можно.
Боюсь, это была немая сцена, когда мы с Трандуилом одновременно обернулись, чтобы понять, на что это он так ненавязчиво намекает. Но, несмотря на полученный тычок локтём под рёбра от мамы, папа ответил нам таким холодно-надменным взглядом, что и моему жениху было впору позавидовать, а затем велел не отвлекаться и следить за дорогой — не дрова, дескать, везём.
Решив, что благоразумнее промолчать о том, что панически боюсь этого не в меру озабоченного проблемами размножения «славного парня», я хмыкнула и хранила молчание до тех пор, пока следом за Андреем Трандуил не затормозил у одной из многоэтажек на Комарова. Лишь там, когда снова зазвучали громкие поздравления с Наступившим от встречавших нас соседей, стало спокойнее, и вернулось сбежавшее было хорошее настроение. Правда, выходить на мороз совсем не захотелось, поэтому, пожелав родителям хорошо повеселиться и пообещав вернуться завтра днём, я только обрадовалась, когда мой жених снова взялся за руль и, развернув, вывел Ламборджини на пустую дорогу. От того, что это была первая в жизни новогодняя ночь, которую проведу с любимым, и не нужно всё время смотреть на часы, сожалея, что минуты свидания утекают так быстро, на душе было особенно радостно, и всё же меня не покидала мысль, что эльфам могут быть неприятны человеческие поступки. Особенно хамские и беспардонные, как у Филиппа.
— Олеся, в моей жизни случались оскорбления и похуже. Против большинства гномов этот пижон не так уж плохо воспитан, — заверил меня Король, однако всё же притормозил у обочины, когда я положила ладонь на его плечо. — Ты же сама постоянно твердишь, что я каменный, так что мне будет?
Фасаду может и ничего, а внутри, в самом сердце, мы все можем испытывать боль. Даже если это сердце бетонно-гранитное.
— Мне просто нужно, чтобы ты знал, что так дорог мне, что без тебя дышать трудно, — его пронзительный изумрудный взгляд смущал, и всё же было просто необходимо поделиться своим теплом, заключить в слова то, что эльф и так знал, но ведь лучше услышать, чем подслушать. — У меня был выбор, я его сделала, и ни о чём не стану жалеть ни сейчас, ни потом.
— Ты слишком молода и доверчива, — вокруг красиво очерченных губ залегли морщины, которые нестерпимо хотелось разгладить пальцами, тёмные брови почти сошлись на переносице, когда он приблизил своё лицо к моему. — Может быть, твоя человеческая жизнь была бы счастливее чем та, что я смогу тебе дать?
— Может и молода, — кивнув, я поцеловала уголок его рта. — Но не настолько, чтобы не понимать, что в моей судьбе может быть только один суженый, и без него, без тебя мне не будет счастья ни в эльфийской, ни в человеческой жизни. Разве ты не веришь своим Валар?
— Верю.
Трандуил так тесно обнял меня, что почти нечем было дышать, от его крепкого поцелуя сердце встрепенулось, словно секунду назад замерло вместе со мной, и захотелось целовать его так же жадно, с такой же требовательностью и удовольствием, как и он меня. Прежде я лишь неуверенно ласкала его губы, парила как мотылёк над цветком, теперь же упивалась каждым прикосновением, дыханием страсти, которую он не стал от меня скрывать. Это было удивительное ощущение разбегающегося по венам огня, желания раствориться в эльфе, забыв о своей сути, стать частью его совершенного существа, горячей каплей крови влиться в мужское сердце, чтобы изнутри узнать, что в нём происходит.
— С Наступившим, — шепнул Трандуил, прикасаясь губами к мочке моего уха, и от этих человеческих тёплых слов на душе стало светлее: он и правда наступил — Год, в который я выйду замуж за моего Короля и буду такой счастливой, какой он позволит мне быть.
— Хочу шампанское и танцевать, — да, капризы бывают разные. — Ты мне обещал.
— Насчёт шампанского помню, — выпустив меня из объятий, эльф снова взялся за руль. — А вот насчёт остального — посмотрим, может и тряхну стариной.
Хихикнув от того, с каким серьёзным лицом он это произнёс, я поправила сбившийся подол платья и даже обрадовалась, когда автомобиль свернул на уже знакомую подъездную аллею. Отчего-то в этот раз страшно не было ни капельки, в конце концов, Новый Год — это такой праздник, когда даже усопшие наверняка находят себе занятия поинтереснее, чем пугать простых смертных. Ну, хорошо — бессмертных. Никак не привыкну, да и в список моих желаний вечная юность никогда не входила, я ведь не Алла Борисовна в балахоне и бесконечных париках. Кстати, о зайках…
— Я всё хочу спросить, — а вот зажмуриться всё же стоит: так нервы целее, да и заснеженные могильные кресты кажутся верхом романтики только готам. — Мне можно обращаться на «ты», или это расценивается как панибратство?
— Можно.
Целую минуту молчал, а ведь знает, как тревожит меня этот вопрос. Или нарочно решил нервы пощекотать — ни одним, так другим?
— И вопиющим бескультурьем невоспитанной нолдиэ это тоже считаться не будет?
— Не будет, — в голосе Трандуила послышалось едва сдерживаемое веселье, но открыть глаза, чтобы проверить, права ли в своей догадке, я пока не решилась. — У эльдар нет подобного понятия в обращении, оно в традиции только у людей. Ты уже можешь удирать из машины, а то в углу парочка полтергейстов ёлку наряжает.
— Где?! — беглый осмотр гаража не выявил ничего аномального, поэтому пришлось наградить мрачным взглядом ухмыльнувшегося Короля и лишь потом протянуть ему свёрток, который час назад положила на приборную панель. — С Новым Годом! Прости, может и не понравится, просто я не знала, что ещё могу подарить эльфийскому Владыке, у которого есть всё.
— И даже твоего рождения он дождался.
Лишь опустив ресницы на это шутливое замечание, я с интересом смотрела на то, как он снимает шелестящую обёрточную бумагу и разворачивает свёрнутую трубочкой акварель, работой над который были заняты несколько моих последних вечеров: морской пейзаж с иссиня-бирюзовыми волнами, бившимися о песчаный берег, над которым загорались закатные звёзды, и плыл в дымке тонкий месяц. Конечно, из-за изучения синдарина времени на более серьёзную работу у меня просто не было, но и в этот скромный рисунок была вложена частичка души и любви к противоречивому, властному эльфу.
— Тебе ведь нравятся картины Айвазовского? Их репродукций много в спальне и залах, мне тоже захотелось внести свою маленькую морскую лепту.
— В моём дворце нет репродукций, — бережно расправив закручивающиеся края плотной бумаги, Трандуил провел пальцами по одному из бликов на воде, и это было так же приятно, как если бы он прикоснулся к моей руке или плечу, даже дыхание перехватило. — Очень плавные линии, нарисовано спокойно, без агрессии, мне это нравится. Чуть больше практики, и ты могла бы участвовать в выставках.