Звонко агукнув, Даня протянул ручку словно хотел поймать одну из искрящихся снежинок, а затем опустил голову на моё плечо, прижимаясь так ласково, что на сердце стало жгуче-горько и невероятно тепло одновременно.
— Я должна уплыть вместе с ним, но тебе не о чем переживать: очень скоро ты забудешь меня, словно никогда и не знал, — стоило прикоснуться губами к его нежной бархатистой щеке, как из глаз скатились непрошеные слёзы. Мягкие рыжеватые волосы сладко пахли детским шампунем, и от этого сердце саднило ещё сильнее. — А я, знаешь, я никогда не забуду о тебе. Обещаю.
Вряд ли четырёхмесячный малыш понимал то, о чём я говорила, уютнее устроившись в моих руках, он сонно зевнул и сомкнул веки, демонстрируя густые пушистые ресницы. Такой кроха, Даня был невероятно обаятелен и обладал весьма беспокойным нравом, но за вечер, похоже, утомился и собирался уснуть.
— Сейчас, мой хороший.
Выключив свет, я направилась вместе с ним в спальню родителей, и, повинуясь порыву, устроилась на кровати рядом с мамой. Было что-то важное и драгоценное в том, чтобы провести эти последние ночные часы рядом с ней и папой — в детстве я искала в этой большой кровати защиту от гроз и полуночных монстров, а теперь — от будущего, которое наступит уже завтра. Пусть я всё для себя уже давно решила, но всё же сегодня не смогу уснуть, если останусь одна в своей комнате. Уже завтра начнётся новый виток судьбы, в который мне предстоит вступить с самым прекрасным на свете эльфийским Королём, но сейчас я ещё здесь, рядом с родными, и могу, прижав к груди сладко спящего Даню, опустить, наконец, голову на мягкую подушку. Счастье, оно такое разное и такое хрупкое, вот бы, прощаясь с тем, что так дорого с самого рождения, хотя бы во сне увидеть, узнать, как сберечь его, как найти равновесие? Найти в том самом сне, где улыбается светловолосый властный синда, и снег, падая, тает на лепестках распускающихся в его лесу алых тюльпанов.
На выпавший, на белый,
На выпавший, на белый,
На этот чистый
Невесомый снег,
Ложится самый первый,
Ложится самый первый
И робкий, и несмелый
На твой похожий след.
— Сиди ровно, мы ещё не закончили, — голос маминой сестры, тёти Гали, которая вместе с дочкой завивала мои волосы, лишь на миг отвлёк от мыслей о завалившем весь город непроходимыми сугробами снегопаде. — Будешь самой красивой невестой, если позволишь нам с Тасей сделать всё как нужно.
Конечно буду. Трандуил, следуя цыганской традиции лично выбирать своей невесте свадебное платье, заказал такие невероятные и дорогие наряды, что в них и лягушка царевной станет, что уж говорить обо мне? И кто бы сомневался в том, что он воспользуется возможностью показать и утвердить свой вкус? Хорошо, золотом и каменьями с головы до ног не обвешал, как в русских сказках. Наверное, решил, что это будет слишком вычурно.
Проворные руки укладывали на моей голове замысловатую причёску, на которую ещё нужно было закрепить невесомую фату, а я смотрела на своё отражение: на худенькую девушку с бледным лицом и испуганными серыми глазами. Да, страх не скроешь никаким самым красивым макияжем и белоснежным, расшитым кружевами и жемчугом платьем. А я ужасно боялась. Боялась того, что дороги не будут расчищены от снега, и, если свадебный кортеж по ним проехать не сможет, то придётся пробираться к ЗАГСУ через сугробы самостоятельно, что в туфлях не представляется возможным. Да ещё и на шпильках. Из-за нашей немаленькой разницы в росте мне пришлось согласиться на каблуки, чтобы хотя бы до груди своему жениху доставать, а не казаться рядом с ним ребёнком, однако лазить в них по сугробам я не подряжалась. Впрочем, страшно не только от этого, но об остальных причинах лучше не думать, иначе в животе будет не просто прохладно, его так скрутит от спазмов, что у меня стоять ровно, не то что идти, не получится. В конце концов, я не первая невеста, которая, выходя замуж, покидает отчий дом и родину. История знает немало подобных примеров. Ну и что, что они были давно, прежде, чем настоящие рыцари вымерли вслед за мамонтами? Ведь были же? Как-то те девушки находили в себе силы строить новую жизнь в чужих землях, при том, что их избранники не были и в сотую часть так хороши, как мой будущий муж, от одной мысли о котором сердце несмотря ни на что наполняется радостью и начинает быстрее биться. Нельзя сейчас ни о чём думать — он слишком близко, а я слишком взвинчена.
— Мама, Олесин жених отдал дядя Максиму в выкуп за невесту свою машину! — ворвавшийся в спальню смуглый шестилетний Димка от восторга сбивался со слов и крепко схватился за подол зелёного платья тёти Гали. — Представляешь, ту самую… которой и у президента нет… представляешь, мам?
— Да, золотко.
Да уж, слухи о богатстве моего будущего мужа уже полгода не утихали ни между родственниками, ни на работе, ни среди соседей, а сейчас так и вовсе было неловко смотреть в лицо маминой сестре и пришлось скромно потупиться. Не приведи Господи, опять спросит, где я познакомилась с таким знатным бароном, и нет ли среди его друзей ещё одного неженатого. Для Таси, разумеется, у которой от принесённой братом новости взгляд так и загорелся. Представляю, какой ажиотаж вызвало в гостиной появление Леголаса. Жаль, сама взглянуть хоть одним глазком не могу — невесте положено вести себя тише воды ниже травы и не отсвечивать из-за спин родственниц. А ещё молчать, не проронив и слова, как заправской скромнице-монашке. Ничего не поделаешь — таковы традиции. Только «да» можно сказать в ответственный момент и то не слишком громко, и глаза при этом — в пол: баба Лида уже несколько раз вчера и сегодня наставляла меня, как положено вести себя во время брачной церемонии и венчания в церкви. Как будто я сама этого не знаю. Хотя да — в первый раз ведь замуж выхожу, а характер мой все знают — вдруг чего-нибудь начудачу?
При мысли о венчании, на котором настоял папа, очевидно надеясь на то, что Трандуил по каким-либо причинам не сможет переступить церковный порог или благополучно растворится в воздухе от запаха ладана, тут же вспомнилась новогодняя ночь и песня, которую горланил набравшийся Филипп. Правду говорят — новогодняя ночь самое магическое время, только замуж я выхожу по такой сильной любви, которую может вместить только эльфийское сердце, не человеческое, а жених хоть и старше меня во столько раз, что калькулятор сломается, если попытаться подсчитать, вовсе не стар. Он, как Карлсон — в самом расцвете сил. И передвигаться теперь, наверное, будет исключительно на пропеллере, раз решил в качестве откупа за меня своё шикарное авто отдать. И ведь, если решил его папе подарить, то мог потом без такого количества свидетелей это сделать, но нет, понты — наше всё — обязательно нужно было продемонстрировать столь щедрый жест. Как говорится, ничто человеческое эльфам не чуждо, и выпендриваться они тоже любят от души. Ладно-ладно, шучу. Ясно, что он хотел таким образом продемонстрировать, как высоко ценит меня, да так, чтобы все об этом знали, но мог бы и о сыне подумать. Леголаса ведь теперь перезнакомят со всеми незамужними цыганками от года и старше, так что не завидую я тому, через что ему придётся пройти за сегодняшний день. Надеюсь, нервы у Аранена крепкие, а терпение железное. Хотя, он ведь выдержал домогательства Леночки в офисе, а то были цветочки против сегодняшних сладких ягодок. Так что переживёт. Если повезёт, то даже без психологических травм.
Через несколько минут в дверном проёме появился папа, и пришлось прятать слёзы за тонкой тканью фаты — мне предстояло навсегда покинуть родные стены. Я ведь не обычная невеста, а та настоящая русская невеста, которая, выходя замуж, навсегда умирает для своих родных. И прекрасное белое платье — не дань моде, это саван для моей прошлой жизни. Невесомый, как и снег, что устилает городские улицы. Похоже, Трандуил и впрямь творит колдовство, а мне остаётся лишь подчиниться его воле.
Снег кружится,
Летает, летает,
И позёмкою клубя,
Заметает зима, заметает
Всё, что было до тебя.
Мне едва ли запомнилась церемония во Дворце бракосочетания. В памяти осталось только то, что по дорогам всё же можно было проехать, тёплые глаза мамы, крепко прижимавшей к груди Даню, и белые цветы, которых было так много, словно мы оказались посреди весны, а не в промозглом ноябре. Лишь когда ставший мужем Владыка надел на мой палец золотой ободок кольца и прикоснулся к губам быстрым, но далеко не целомудренным поцелуем, в выбеленный мир вернулись краски.