— Еще раз отключишь — все лето будешь по доппрограмме учиться!
На этот раз голос доносился откуда-то с люстры, и не имея возможности до нее добраться, Клим решил потянуть время.
— Чего вы хотите?
— А с первого раза не понятно было? Хотя от вас людей особой понятливости я никогда и не ждала. Нужно, чтобы ты спас мир.
— А что с ним не так, на этот раз? — Клим был уверен, что за этим разговором наблюдают какие-то шутники и тоже старался шутить.
— Все не так! — крикнула люстра и Клим вздрогнул.
В школе Антонина Васильевна никогда так с учениками не разговаривала.
— Кто-то стирает этот мир, и по какому-то запутанному сплетению мировых линий, если ты прямо сейчас разобьешь ту чашку, которую тебе подарила мама в прошлом году, уничтожение прекратится. Но это не точно.
— Не понял я.
— Не понял он. Хотя … тут так сразу и не поймешь, — уже примирительным тоном сказала Антонина Васильевна, если это, конечно, была она. — Просто возьми и разбей. Хотя бы за маму.
Клим не собирался ничего разбивать, но и дискутировать с люстрой ему тоже не хотелось. Он схватил одно печенье, потом еще одно, и вышел с ними из кухни, с твердым решением вернуться в постель и доспать свои законные полчаса. А за это время квартирный брэндмаузер сам разберется с говорящими не своим голосом электроприборами.
В спальне Клим отключил все устройства и забрался в еще теплую кровать. Он закрыл глаза и подумал о том, все ли выключил. Пожалуй все, кроме самой кровати, новой, с функциями автоматического застилания и нежного расталкивания.
— Вот именно! — прокричала кровать голосом той же Антонины Васильевны и совсем не нежно спихнула с себя Клима.
Рассерженный юноша стоял посередине комнаты и перебирал в уме возможные варианты действий. Одно стало ясно — в испорченной Антониной Васильевной квартире ему жизни не будет. Клим направился в прихожую, прихватив со стола гаджет. Нужно было выйти и позвонить родителям. Они вызовут кого следует, и те починят систему, а он прогуляется пока по парку.
Юноша снял с вешалки куртку и спешно стал обуваться.
— Хорошо. Можешь не разбивать, — почти ласково заговорила Антонина Васильевна из домофона, — к тому же и поздно уже. Просто загляни в комнату своих родителей. Одним глазком.
Но Клим и так уже не отрываясь смотрел на свет, пробивающийся сквозь двери в спальню родителей. Он был другим. Совсем другим. Желтоватый приглушенный свет не выглядел частью этого мира. Хотя это и трудно объяснить. Скажем так, это был свет, только похожий на наш солнечный.
Молодой человек на ватных ногах, с нехорошим предчувствием и в одном ботинке, сделал несколько неуклюжих шагов, толкнул дверь и замер. Это была совсем другая комната. Она уже не выглядела спальней, в спешке брошенной уходящими на работу родителями. Вообще, ничего в ней о них не напоминало. Без кровати она выглядела большой и пустой. Клим, прихрамывая из-за одной необутой ноги, сделал еще несколько шагов вперед. Всю комнату пронизывало желтое сияние, которое, как казалось, исходило от всех предметов в ней. Обставлена она была, как гостиная для просмотра домашнего кинотеатра и проведения семейных торжеств.
— Не понимаю, — наконец нарушил молчание Клим, который уже согласен был говорить даже с домофоном.
— Сложно объяснить. Мир стирается кусками и тут же сам, как может, заделывает дыры.
— Не понимаю, — опять произнес Клим, но теперь это было не непонимание вообще, а вполне конкретное. — Что стирает, и что заделывает?
Ответа не последовало. Юноша продолжал оглядываться вокруг. На стенах были развешены цирковые афиши и постеры с героями комиксов, что было не типично для их семьи. Напротив, неизвестно откуда взявшегося, огромного экрана располагался угловой потертый диван, а рядом с ним — невысокий, но достаточно большой стол причудливой конструкции, на котором стояла фоторамка и множество спортивных кубков. В фоторамке каждые две секунды менялось изображение, и было ощущение, что этот ритм не в состоянии изменить ни один вселенский катаклизм. На снимках его, Клима, обнимали крепкие мужчины с улыбками кинозвезд и экстравагантного вида женщины.
— Твоих родителей уже нет. А тебя воспитала, насколько я вижу отсюда, труппа передвижного цирка.