Один из старых рыбацких сапог, стоявших около пуфика, был опрокинут. «Как же это я должен был об него запнуться, чтобы уронить?» – мелькнуло у меня в голове.
Я поднял сапог и аккуратно прислонил его к стене.
В двери заскреблись ключом.
– Саш, я открою, – крикнул я.
Племянница была поглощена дневными впечатлениями и уплетала за обе щеки вермишель.
– Дядь Паш, а собачке можно положить? – внезапно спросила она.
– Какой собачке? – не сразу поднял голову я, занятый сковыриванием липких вермишелин с краев тарелки.
– Моей собачке, – пояснила она.
– Какой-какой собачке?
– Ну вот она, около стула сидит, – указала она вилкой.
Я затаил дыхание. Мне еще тут собаки не хватало.
Ну, Сашка, от тебя я не ожидал такой подлянки!
Я с опаской наклонился и приподнял скатерть. Никакой собаки и в помине не было.
А, ну все понятно. Воображаемый друг. Ну-ну.
– А, вот оно как… А как она выглядит?
Девочка задумалась.
– Ну он такой… – Она покосилась на пол рядом со стулом. Я, затаив дыхание, тоже уставился туда. – Он небольшой, мне чуть до колена… Лохматый. Очень-очень лохматый. И еще у него язык мокрый.
– Он тебя что, облизывал?
– Разумеется, дядя Паша. Собаки всегда облизывают тех, кто им нравится.
Ну что ж, видимо, фантазия современных детей уже перешла в 5D. Я-то в свое время представлял только, что палка – это винтовка. Но до текстуры дело не доходило.
Единственным суеверием, к которому я относился благосклонно, было мнение о том, что выносить мусор после заката – к отсутствию денег. Деньги лишними не бывают, поэтому и сейчас, подхватив пакет, я отправился на помойку.
Открывая дверь подъезда, я чуть не ударил какого-то ребенка. А взглянув на него – чуть не выронил из рук мусор.
Мальчик как мальчик. Живой. Нормальный. Руки-ноги на месте. Одет простенько. Лысый.
Не стриженый, не бритый, а именно что лысый – такой, какими бывают дети после химиотерапии. Но в том-то и дело, что он не выглядел больным. Странным – да, непонятным – да, зловещим – тоже да, но ни в коем случае не больным. Мальчик как мальчик. Лысый.
Я пробормотал что-то про то, что нужно быть осторожнее, и быстрым шагом направился к помойке. Какой неприятный тип, а.
Когда я возвращался обратно, перед подъездом уже никого не было.
Лысый мальчик играл в песочнице с детьми. Я замедлил шаг. Он поднял голову и вперился в меня глазами. Я остановился. Мальчик не сводил с меня глаз.
Меня передернуло, и я пулей влетел в подъезд, даже не придержав за собой дверь.
Зайдя в квартиру, я привычным движением, даже не глядя, протянул руку над тем местом, где находился пуфик, и разжал пальцы.
Ключи со звоном брякнуло об пол.
Пуфик был отодвинут сантиметров на двадцать в сторону.
– Зачем ты передвинула тумбочку в коридоре? – спросил я, заглядывая к Сашке в комнату.
– Я не передвигала, – отозвалась она, листая какую-то книжку.
Ну, в принципе, да, зачем ей это?
– Слушай, – сказал я, – а что там за мальчик во дворе? Лысый.
– А, этот… – пожала она плечами. – Он сегодня вечером появился.
– А кто он такой?
– Не знаю. Он просто забавный, – пожала она плечами. – С ним смешно.
– Смешно? – Даже само это слово совершенно не вязалось с лысым мальчиком.
– Ну да, – кивнула она. – Смешно. А что?
– Да нет, ничего, – покачал я головой. – Ничего. Давай, пора спать скоро.
Я открыл глаза.
В комнате было темно – скорее всего, час, а то и два ночи.
Что-то мерно постукивало в районе окна.
Видимо, какой-то ночной мотылек по дурости залетел в форточку, а теперь тычется, подумал я. Надо бы выпустить, а то так всю ночь не даст заснуть.
Сонно щурясь, я нащупал ногой тапки и, не включая свет, поплелся к окну.
Только на середине комнаты я поднял глаза – и, заорав, отшатнулся.
Там, с той стороны, прижавшись лицом к стеклу, на меня уставилось вытянутое, абсолютно белое лицо.
И у него не было глаз.
Я стоял на кухне, прижавшись спиной к стене, и пил воду прямо из графина. Мои зубы лязгали по стеклу, а я боялся остановиться, словно этот процесс оберегал меня.
В кухню зашла заспанная Сашка.
– Дядя Паша, – прогундосила она, зевая. – Что случилось?
Я обнял графин и прижал его к себе.
– Саш… – осторожно начал я. – А ты ничего необычного не замечала?
– Например? – Она потерла кулачком глаза.
– Ну… чьи-нибудь лица в окне?
– Дядя Паша, – она серьезно посмотрела на меня, – мы на пятом этаже. Какие лица?