Ерш отбросил в сторону измятый, искромсанный щит, из которого все еще торчал обломок стрелы, и тут же услышал голоса. Чуть в стороне, там, откуда полз прохладный, но по-прежнему сухой ветер. Слов было не разобрать, однако он сразу понял, что это свои. В горле запершило, в сердце впился ледяными зубами страх. Страх, что не заметят, не помогут, уйдут, вновь оставят его наедине с проклятой, чужой ночью и сводящими с ума запахами. Ерш попытался вытащить онемевшую ногу из-под трупа Буяна, но сил хватило лишь на пару судорожных, беспомощных рывков.
– Эй! – простонал он, отчаявшись. – Братцы!
Звук собственного голоса напугал его еще больше.
Сиплый и пронзительный, он встревожил окружающий мрак, наполнил его шевелением и шепотами. Словно там, в черноте, неведомые существа, молча наблюдавшие за ним, теперь испуганно расползались в стороны. Что-то прошуршало возле самой головы. Ерш встрепенулся, приподнялся на локтях – движение отозвалось острой болью в бедре – но, разумеется, не смог ничего разглядеть.
– Где? – раздалось совсем рядом.
– Здесь, – ответил кто-то еще. – Не причудилось же мне. Эй, отзовись!
– Я тут…
Две темные фигуры нависли над ним.
– И правда тут. Вышат, запали-ка огня.
– А…
– Запали, сказал.
Чиркнуло по кремню кресало, брызнули искры, вспыхнул трут – и спустя всего несколько мгновений пламя вцепилось в просмоленный факел. Ерш зажмурился.
– Знатно тебя придавило, – пробормотал один из спасителей у него над ухом. – Сам не вылезешь.
– Не вылезу.
Он открыл слезящиеся глаза, всмотрелся в нависшие над ним лица. Одно – совсем еще молодое, безусое, изуродованное изрядным синяком во всю левую скулу. Второе – куда старше, с кустистыми бровями и жиденькой седеющей бородкой, покрытое сеткой давних шрамов. Широкая улыбка обнажала редкие кривые зубы.
– Я – Головня, а этот вот малец – Вышата. Тебя как звать?
– Ершом кличут.
– Ну и славно. Не боись, рыбонька, сейчас подсобим.
Головня коротко хихикнул собственной нехитрой шутке и, осмотрев Буяна, достал кривой нож:
– Ступня твоя наверняка в стремени застряла. Подпругу перерезать надо, а потом уж мы тебя вместе с седлом вытащим.
Так и сделали. Пока Вышата, кряхтя от натуги, тянул Ерша из-под мертвого коня, в ноге шевельнулась боль, царапнула длинным когтем от ступни до колена, на мгновение замерла, словно испугавшись чего-то, а затем впилась сотней остро заточенных клыков, пережевывая каждую мышцу, каждую косточку. Дружинник застонал, стиснув зубы.
– Кажись, не поломал, – сказал Головня, осторожно ощупывая освобожденную ногу. – Повезло. Даст Бог, оклемаешься.
Он выпрямился во весь свой немалый рост, взял у Вышаты факел, осмотрелся.
– Да, здесь почище будет. Пожалуй, надо сюда Ставра приволочь.
Ерш понемногу приходил в себя, боль привела его в чувство. Имя отозвалось эхом в еще пустом сознании.
– Ставра? – спросил он. – Здорового такого?
Вышата кивнул:
– Да. Детина могучий. Правда, поранили его напрочь…
– Не болтай, – одернул парня старший. – Поранить поранили, да только жив он пока. Крови много потерял, но помирать рано ему еще.
– Я же… я же… – Слова гуляли в голове Ерша бессмысленной круговертью, никак не желали ложиться на язык. – Я же знаю его.
– И хорошо, – усмехнулся Головня. – Будет с кем языки почесать. Вот что, вы сидите здесь, а я за Ставром схожу. Факел не гасите.
– Но… – встрепенулся Вышата.
– Не гасите, сказал! Или ты хочешь, чтобы мы с ним до утра по побоищу блуждали, пока вас не найдем?! Тот-то! Сидите спокойно. Нехристи давно празднуют, им не до нас нынче.
Головня высморкался и, шагнув прочь из круга света, сразу исчез в темноте. Слышны были его удаляющиеся шаги, затем раздался зычный, никак не годящийся тощему телу голос:
– Ста-а-авр! Ста-а-аврушка! Отзовись, браток!
Тишина. С немалым трудом Ерш сел прямо, повел затекшими плечами, прислушался к отзвукам боли, потянувшимся вдоль всей спины вниз, к правому бедру. Значит, Ставр жив. Уцелел и в полон не попал. Можно, выходит, еще надеяться, что женится дружинник на его сестре, когда вернется домой. Когда они оба вернутся.
– Что, одолели нас? – спросил Ерш Вышату, хотя и сам знал ответ. Но молчание в этой оглушительной темноте слишком сильно отдавало беспамятством. А туда он не собирался возвращаться.
– Одолели, – вздохнул парень, присев рядом. – Со всех сторон наскочили. Поначалу просто стреляли, как галок, грудь в грудь не сходились. Потом порубили тех, кто камни преодолел, загнали обратно. Сами внутрь не сунулись, а когда темнеть начало, и вовсе ускакали прочь.