Старик прошаркал мимо перекошенного стола, по которому ползали мухи, остановился у дальней стены и снова махнул рукой. Стас шагнул вперед, но вдруг что-то с силой сжало его запястье; вскрикнув, он отшатнулся в сторону, врезавшись в деревянного истукана.
В нише возле стола обнаружилась старуха – такая древняя, что казалась похожей на живую мумию. Костлявая рука, вся в пигментных пятнах, медленно возвращалась на колени, совершенно черные глаза сверлили Стаса из-под редких седых бровей.
– Ты чего, бабка?!
Он перевел дух. Ушибленное плечо саднило, истукан медленно покачивался из стороны в сторону со стуком, похожим на сухие смешки. Что-то в этой комнате казалось Стасу неправильным, не таким, как в привычных ему деревенских домах…
– Ходи!
Старик ждал его возле широкого куска бересты, приколоченного к стене все теми же деревянными гвоздями. Когда Стас подошел, хозяин дома, привлекая его внимание, провел грязным длинным ногтем по рисунку на бересте.
Чья-то искусная рука обрамила картину замысловатой вязью, состоящей из цветов и побегов растений. В рамке неизвестный мастер изобразил лес, над которым в зените зависло солнце, заливая все вокруг своими лучами. Среди деревьев плясали люди – все в пышных костюмах и венках из цветов; некоторые из них, тонкие, словно невесомые, парили над землей, возвышаясь над остальными. А еще – у солнца было лицо. Суровые, злые глаза рассматривали суетящихся внизу существ, рот щерился в нехорошей ухмылке.
– Купайло, ходи, – сказал старик. – Усе. И ты ходи. Он поскреб ногтем картину.
– Что всё? – воскликнул Стас. Дед притащил его сюда показать это? Черт бы побрал этих стариков…
– Ходи, – повторил абориген.
Снаружи донесся обеспокоенный Аленин голос, окликнувший Стаса по имени. Развернувшись, парень широкими шагами двинулся к дверям, бормоча ругательства. Истукан проводил его тяжелым взглядом.
– Ну вы что там, уснули? – капризно спросила Алена.
Стас обошел ее, направляясь к машине.
– Нужно найти кого-нибудь соображающего. Здесь живут люди.
– Конечно нужно, раз уж ты сам ничего сообразить не можешь, – мгновенно нашлась она. Стас проигнорировал ее слова.
– Поедем дальше. Старик сказал, все на празднике, – не думаю, что это далеко.
– Господи, да он просто выжил из ума! – воскликнула Алена. – Ну какой праздник двадцать первого июня? День летнего солнцестояния, что ли? Это же смешно…
Стас вздрогнул, вспомнив солнечный лик на берестяной картине. Может быть, всему виной его воображение, но за ухмылкой угадывались зубы – острые и длинные, как ножи. Неожиданно он понял, что показалось ему странным в деревенском доме.
– Нет икон.
В каждом деревенском доме, где ему доводилось бывать прежде, один из углов комнаты был отдан под киот с образами. Здесь же не было ничего похожего.
– Что? – не поняла Алена.
– Должно быть, это какие-нибудь родноверы, или как их там называют, – сказал Стас. – У них в доме не было икон. Фиг знает какие там у них праздники…
Она смерила его долгим взглядом:
– Знаешь, иногда ты меня просто бесишь.
Он молча сел в машину и завел двигатель. Алена вскарабкалась на соседнее сиденье – голые ноги по колено перемазаны в травяном соку, в подошвы кроссовок набилась грязь.
– Мне здесь не нравится, – заявила она. – Поехали назад…
– Куда? Навигатор не работает, – он положил руку на ручник. – Лучше узнать дорогу здесь.
– Вернемся на трассу и поедем в город. Все равно отдых уже испорчен.
Он возвел глаза к небу, призывая на помощь все свое терпение.
– Так. Мы уже проехали семьдесят километров, и я не собираюсь поворачивать из-за бабских капризов. Я хочу отдохнуть на свежем воздухе, и тебе это тоже будет полезно.
– Черт бы тебя побрал с твоим свежим воздухом! – крикнула она. – Ты разве не видишь? Здесь… странно.
Он нажал на газ, и джип медленно пополз вперед, сминая тонкие стебельки.
– Мы повернем назад, как только узнаем дорогу. Я все сказал.
Алена отвернулась. Наверняка снова плачет, понял Стас, почувствовав некоторое удовлетворение. Она сама виновата, вон сколько ему нервов вымотала…
Они проехали несколько домов – старых, словно готовых развалиться от малейшего толчка. Заборов жители деревни по-прежнему не признавали – если в этой части деревни действительно кто-то жил, кроме стариков на въезде. Постепенно домов становилось больше, они вырастали то тут, то там, среди них попадались и довольно крепкие, и ушедшие в землю едва ли не по самую крышу.