- Ну, что дальше? - жалобно спросила Ирина Васильевна. - Звоню в отделение?
Следующий час Курмину запомнился плохо. Появилась дурнота; их вместе с потерпевшим отвели в кабинет заместителя управляющей, оставив под надзором Семёныча. Курмину принесли льда в полиэтиленовом пакете. Левая половина лица наливалась тупой болью и синевой. Хорошо, что вроде бы ничего не сломано.
Полиция, вызванная управляющей (надо это было сразу сделать, Семёныч, сразу!), приехала через час с хвостиком. Меланхоличный, невзрачный опер с уставшим лицом прошёл в кабинет заместителя, сел на предложенный стул и коротко бросил:
- Рассказывайте.
Монолог человека-глыбы о том, каким непосильным трудом куётся капитал на ниве среднего бизнеса, а "всякая падла хочет быть в шоколаде на халяву", и скупой - с чёткими подробностями - рассказ Семёныча опер выслушал, постукивая пальцами по столу и изредка поглядывая на притулившегося на стуле Курмина, красноречиво прижимающего к лицу пакет со льдом.
Опер раскрыл принесённую с собой папку из кожзаменителя, достал несколько фотографий. Аккуратно положил их на стол перед толстым - так, чтобы их не видел Курмин.
- Посмотрите внимательно, не видели ли вы кого-нибудь из этих людей с момента вашего пребывания в магазине? Не спешите. Это важно.
Человек-глыба насупленно пробежал по фоткам взглядом - раз, другой. Опер скучающе смотрел на него, словно заранее знал ответ.
- Этот. - Толстый ткнул пальцем в крайнюю правую фотографию. - Он возле банкомата тёрся, когда я лавэ снимал. И потом мимо проходил, когда я виски выбирал… Ещё споткнулся, за меня уцепился. Извинился, вежливенько так, и сбрызнул по шустрому. Точно он!
Предварительно перетасованные фотографии легли перед Курминым. Опер кивнул на изображения.
- Узнаёте кого-нибудь?
Лицо того высокого, с рыскающим взглядом он узнал сразу на среднем изображении. Тот смотрел в объектив с жёсткой усмешечкой человека, привыкшего добиваться своего.
- Он… - Курмин показал на фото.
Даже слабое движение рукой до сих пор отдавалось в позвоночнике неприятными ощущениями.
- Мимо меня проходил сегодня, мы с ним чуть не столкнулись. Он, я уверен.
Опер удовлетворённо кивнул, собрал карточки, кроме одной, положил их обратно в папку. Оглядел всех собравшихся, невесело покачал головой.
- Что делать будем? - Вопрос адресовался толстому. - По всему выходит, что не брал гражданин ваш бумажник. Нехорошая ошибочка у вас вышла. С нанесением телесных, да ещё и при стольких свидетелях…
Человек-глыба сделал отсутствующее лицо и уставился куда-то в пол.
- Этот… - Опер ткнул пальцем в фотографию, - этот виртуоз ваш лопатник увёл. Соможин Леонид Ефремович, кличка "Сом", он же "Скользкий". Три недели как откинулся, а у нас уже пять эпизодов. Мы его, конечно, закроем, попадётся когда-нибудь, вот только когда? Больной вопрос… Работать некому, работы тьма-тьмущая…
- А кошелёк? - Толстый спросил, скорее, для проформы, видимо, просто не желая молчать. - Его-то у него из корзины вынули. При свидетелях, всё как положено…
- Из корзины. При свидетелях. И деньги тоже у него нашлись? С переписанными номерами и явкой с повинной… - Опер с невесёлой иронией оглядел человека-гору с головы до ног. - Нет? И отпечатков пальчиков на кошелёчке, тоже, я уверен, не найдём. Скользкий всегда без подельников работает, так что и тут пристегнуть не к чему. Кстати, два из пяти случаев, не считая вашего, тоже с подобными приколами, вроде кошелёчка в корзину. Пустого, естественно… Это у него чувство юмора такое, специфическое.
Толстый зло выдохнул. Семёныч задумчиво смотрел в угол. Курмин грустно улыбнулся уголком рта.
- Короче, так! - Опер прервал наступившую паузу. - Я, конечно, могу сейчас начать писанину и прочие формальности. Но поверьте моему опыту - результатов на ближайшее время будет ноль целых, ноль тысячных. Если только Лёня Сом сегодня под вечер сам в отделение не приплывёт с покаянным видом. Скорее, кто-нибудь из вас миллион найдёт, чем такое стрясётся… Да и если возьмём его с ближайшее время на горячем, ваш эпизод довесить тоже маловероятно. Чрезвычайно упёртый субъект. Никогда не берёт недоказанного, за что и в авторитете. А по беспределу ему ничего пристёгивать, да и дубьём лупить, никто особо не рвётся. Не поможет, проверено неоднократно. А вот за нанесение телесных повреждений я реально могу протокол накалякать, если, конечно, потерпевший захочет… Вам решать. Захотите разойтись по-хорошему - препятствовать не стану, даже вовсе наоборот… И так с делами не разгрестись. Один этот оборотень чего стоит, хотя и не верю я в его существование. По мне, так это какой-то Чикатило - дубль-два, резвится. Вот кого бы я закрыл с превеликим удовольствием, так это его. А в вашей ситуации - я уже сказал, решайте…
Все уставились на Михаила. Только толстый не глядел прямо, его взгляд бегал, иногда цепляясь за фигуру Курмина, и снова шарил по потолку, по стенам…
Курмину хотелось только одного: вернуться домой, опрокинуть пару стопок коньяка и забыть всё, что было. Ужас секунд, проведённых между тушей бизнесмена и стеллажом, прошёл. Присутствовала лишь неимоверная усталость, разбавленная желанием побыстрее закончить этот бардак.
- Не надо ничего писать…
Опер чуть слышно облегчённо вздохнул, и Семёныч стал выглядеть более расслабленным.
- В жизни всякое случается. Я зла не держу.
- Точно? - въедливо уточнил опер. - Никаких претензий к гражданину вы не имеете, я правильно понял? Не побежите после в отделение?
- Не побегу, - хмуро, но без запинки, ответил Курмин. - Бывало и хуже. Переживу как-нибудь…
- Ну, поверю… - Опер посмотрел на человека-глыбу. - Повезло вам, гражданин. Иные за царапину в цугундер законопатить норовят, да на подольше… Сами-то заявление писать будете по поводу кражи? Если да, то давайте, обязан принять. Если сейчас недосуг, то можете или сегодня после двух, или завтра с утра подойти в двенадцатое отделение. Спросите Чулагина, это я. Тогда всё и оформим, как полагается. Что касается результатов, я вам уже разъяснял…
- Завтра… - уныло буркнул толстый. - Дела у меня.
- У кого их нет… Ладно, буду ждать. - Опер попрощался и ушёл.
Дальше были извинения Семёныча и управляющей, заверяющей в том, что «если бы она знала, то никогда бы…», и тому подобные стереотипы.
Толстый тоже куда-то удалился, не сказав ни слова на прощанье. Михаилу собрали все продукты, разлетевшиеся в ходе эксцесса, причём, все пришедшие в негодность заменили без малейшего напоминания. Проводили до кассы подобием почётного кортежа и тут же разбежались под разными предлогами. Скидок на товар в виде компенсации за все виды полученного ущерба никто не предложил. В принципе, Курмин на это и не надеялся.
Толстый стоял у банкомата и, зло хмурясь, тыкал пальцем в отзывающиеся писком, кнопки агрегата. Михаил прошёл мимо, створки дверей послушно разошлись, выпуская на холод.
Крик "стой!" раздался, когда он прошёл примерно половину расстояния от входа до остановки. Михаил оглянулся. Человек-гора спешил к нему, лицо его было странным: не злым, но решительным. Михаил огляделся по сторонам. Если его сейчас всё же начнут бить, помощи ждать неоткуда.
- Да подожди ты… - Толстый был уже рядом.
- Я не имею никаких претензий… - на всякий случай проговорил Курмин, снова чувствуя себя полностью беззащитным.
- Да в ширинку не упёрлись мне твои претензии! - желчно прорычал человек-гора, нависнув над Михаилом. - Ты, наверное, думаешь, что я за твоё милосердие перед тобой на коленях ползать должен? - Он экспрессивно рубанул ладонью правой руки - по локтевому сгибу левой. - А вот хрен тебе, по всей морде. Понял?! Как вы, суки, мне надоели! Так и норовите к нормальному человеку присосаться, кровь свернуть! Мне уже насрать, что не ты у меня "лопатник" увёл! Но я видел, как у тебя глаза блестели, когда ты узнал сколько там было! Вас же, падлы, жаба душит! Если не украдёте, то будете на говно исходить, что у меня есть, а у вас нету! Чмошники! Работать надо, а не хлебало на чужой карман растопыривать! Пидоры!