Удивленный Юра, ища поддержки, перевел взгляд на Люсю, но та отвернулась к окну, демонстративно не обращая внимания на Кашина.
– А сколько я уже… – во рту внезапно стало вязко, точно он разом съел килограмм черноплодной рябины. – Сколько я без сознания?
Долгое время ему никто не отвечал. Затем Колька, старательно загибавший перемазанные козявками пальцы, радостно воскликнул:
– Восемь!
– Чего восемь, – глупо переспросил Кашин.
– Восемь часов, Юрочка. Вы восемь часов не приходили в себя, – подсказала мама-Лехтинен. – Мы уж думали – все…
– А ты бы и рада была? – со злостью крикнула Люся.
– А ну замолчи немедленно! – в голосе Михаила Матвеевича прорезалось-таки раздражение. – Как язык-то повернулся? На мать!
– Да пошла она! Оба идите! Я говорила – надо было сразу оставлять, а вы…
От криков и напряжения, в голове Юрки щелкнуло. По лбу побежало что-то горячее и мокрое. Преодолевая слабость, он коснулся лица пальцами, поднеся их к глазам. По подушечкам, глубоко въевшись в отпечатки, точно краска на процедуре дактилоскопии, расплылась кровь. Липкая. Свежая.
– Кровь… – заворожено прошептал Кашин. – Откуда у меня кровь?
Вопли и взаимные обвинения внезапно стихли.
– Из носа, – неуверенно ответила Люся. – Ты когда в обморок грохнулся, у тебя из носа кровь побежала. Давление, наверное.
– Господи, да сколько можно уже врать!?
Перегнувшись через сиденье, Ираида Павловна злобно зашипела на дочь.
– Что ж ты за дрянь такая, а? Парню осталось всего ничего, а ты все паинькой прикидываешься! Скажи уже! Ну?
Не дождавшись ответа от внезапно умолкшей Люси, похлопала Юру по колену и доверительно сообщила:
– Это вас Хугинн клюнул, Юрочка. Вы не переживайте, уж если он кого клюнул, значит все – конец. Это папа у нас дурак – дураком, все думает судьбу обойти. На зеленой своей развалюхе обогнать. Не переживайте. Скоро все закончится.
– Скорее, чем ты думаешь, – Люся прервала мать, кивнув в сторону лобового стекла.
– М-да-а-а… – с тоской в голосе протянул папа-Лехтинен. – Кажись приехали.
И Юркин взгляд потянулся туда же, куда кивнула хмурая Люся. Туда, через опущенные плечи мамы и папы Лехтинен, через заляпанное грязью и глиной лобовое стекло, через бесконечно длинный зеленый капот, под которым устало переводил дух натруженный мотор. Туда, где посреди двух высоких валов рассыпчатой свежей земли стоял он. Тот самый мосластый высокий могильщик, в растянутой майке алкоголичке, бывшей некогда белой.
– Не выпустила, ведьма старая, – прошептал Михаил Матвеевич.
– Мишенька, нельзя так… это же мама твоя все-таки, – укорила мужа Ираида Павловна.
Тот лишь кивнул, поджав губы, рывком распахнул дверь и выбрался наружу. Точно по команде, могильщик закинул лопату через плечи, свесив руки по обе стороны черенка. Он был похож на тощее пугало, выставленное в поле, чтобы пугать ворон. Вот только вороны его не слишком то боялись. Гигантская черная туша Хугинна аккуратно спланировала с неба, встав рядом с могильщиком. Долговязый, словно только этого и ждал, поднял правую руку, приложил два пальца к виску, по-приятельски козырнув Кашину.
И ушел.
Просто развернулся и пошел прочь. Рядом с ним вспарывая глину мощными когтями, вышагивал Хугинн. Сложенные за спиной крылья напоминали полы черного фрака, по прихоти модельера сделанного из вороньих перьев. Фигурки человека и птицы все удалялись и удалялись, пока не стали совсем крохотными. Тогда ворон подпрыгнул вверх, на лету ловко сцапав могильщика лапами за плечи, и взмыв в закатное небо, быстро скрылся за тонким лезвием горизонта. Хотя последнее Кашину вполне могло показаться. Не понимая, где явь, а где последствия солнечного удара, Юра не сразу почувствовал, как чьи-то сильные руки выволокли его безвольное тело из машины.
– За ноги берите, – прохрипел над самым ухом голос Михаила Матвеевича. – Тяжелый мальчишка… Спортсмен, что ли?
– Спортсмен, – пропыхтела Люся, откуда-то снизу, после чего ноги Кашина взметнулись вверх, и тело обрело приятную, легкую невесомость. – Нападающий университетской баскетбольной команды.
Дернув ногами, Юра попытался вырваться из крепких рук.
– Ах тыж сволочь! – ругнулась Люся. – Мам, помоги! Он мне сейчас весь топик перепачкает!
– Мам, а Люся…
– Коля, закрой рот! – неожиданно резко перебила сына Ираида Павловна.
После чего в Юркину ногу вцепилась еще одна пара рук, окончательно лишив его возможности сопротивляться.
– Ну, чего встали, клуши? Поволокли уже… – скомандовал Лехтинен-старший.
Земляные холмы поплыли навстречу Кашину. В затылок Юрке упиралось круглое пузо Михаила Матвеевича. Кашину хотелось попросить его остановиться, не делать того, что бы они там не задумали… однако не мог оторвать взгляда от приближающейся разрытой могилы. В том, что это не свежая, а раскопанная старая могила, сомневаться не приходилось.
Земляные валы рассыпались обширно, но все же недостаточно широко, чтобы скрыть оградку, с узнаваемыми набалдашниками, на угловых прутьях. Тут и там, будто чешуя неведомого монстра, из земли выпирала матово-черная плитка, безжалостно расколотая лезвием лопаты. С каждым шагом, которого он не делал, Кашину все лучше становился виден жадно распахнутый зев глубокой ямы, расположившийся между двумя земляными холмами, как рот между толстых щек. Изголовье вскрытой могилы венчало черное надгробие, с которого в предвкушении скалила длинные желтые зубы фотография Нойты Тойвовны Лехтинен.
Исчезла благообразная старушка, с зализанными седыми волосами. Вместо нее Кашину недобро улыбалась всклокоченная ведьма с бездонными провалами пустых глазниц. И, наконец поняв, что сейчас будет, Юра закричал, что было мочи, изогнулся всем телом, стараясь вырваться, выскользнуть, отбиться. Вскрикнула от боли предательница Люся, когда в плечо ей угодила рифленая подошва кроссовка. Растерянно охнул Михаил Матвеевич, не ожидавший удара затылком. Взволнованно заверещал мерзавец Коленька.
Но было уже поздно.
Семейство Лехтинен, подобно воинам, тараном высаживающим ворота вражеского замка, с разбегу влетели на земляной холм. На секунду Юра завис над ямой. Всего на секунду. И этого времени хватило ему, чтобы увидеть…
…что яма не имеет конца, она тянется вниз, насколько хватает взгляда, и даже солнечные лучи бессильно умирают, так и не достигнув ее дна...
Чтобы почувствовать…
…что под мягким запахом свежей сырой земли прячется гниль и тухлятина, как запах пота прячется под химическими ароматизаторами дезодоранта…
Чтобы услышать…
…как где-то на дне, в самом низу, воет рыщущая во тьме ведьма с вытекшими глазами, воет и визгливо хохочет в радостном ожидании…
Попытавшись остановить неминуемое падение, Кашин широко раскинул руки и ноги, в надежде зацепиться за могильные стены. Но внезапно понял, что расстояние между ними исчисляется десятками, сотнями, тысячами километров, и никак не достать, и никак не удержаться. И будто это понимание обрезало последнюю ниточку, чудом державшую его в воздухе, Юра рухнул прямо в беспросветную тьму. Навстречу безумному смеху и голодным всхлипам.
Некоторое время семейство Лехтинен переводило дух, старательно не замечая полных ужаса криков, несущихся из-под земли. Упершись ладонями в колени, Михаил Матвеевич шумно дышал, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Его дочь с сожалением разглядывала земляной отпечаток кроссовка на своем белоснежном топике.
– Ох, как же меня это утомляет, – устало прикрыла глаза Ираида Павловна. – Ненавижу родительский день.
– Так надо было дома остаться, и не ехать никуда?! – внезапно вскинулась Люся. – Чего мы сюда каждый год приезжаем? Скоро ни одного нормального пацана в городе не останется – всех бабке скормим!
– Не бабке, а баа-бушке! – встрял Коленька.
– Ага, не ехать… – глазки Ираиды Павловны испуганно забегали. – Спасибо, один раз уже попробовали.