Меня передернуло, и я пулей влетел в подъезд, даже не придержав за собой дверь.
Зайдя в квартиру, я привычным движением, даже не глядя, протянул руку над тем местом, где находился пуфик и разжал пальцы.
Ключи со звоном брякнуло об пол.
Пуфик был отодвинут сантиметров на двадцать в сторону.
– Зачем ты передвинула тумбочку в коридоре? – спросил я, заглядывая к Сашке в комнату.
– Я не передвигала, – отозвалась она, листая какую-то книжку
Ну в принципе да, зачем ей это.
– Слушай, – сказал я. – А кто там за мальчик во дворе? Лысый.
– А, этот… – пожала она плечами. – Он сегодня вечером появился.
– А кто он такой?
– Не знаю. Он просто забавный, – пожала она плечами. – С ним смешно.
– Смешно? – это было последнее, что я мог представить по отношению к этому мальчику.
– Ну да, – кивнула она. – Смешно. А что?
– Да нет, ничего, – покачал я головой. – Ничего. Давай, пора спать скоро.
Я открыл глаза.
В комнате было темно – скорее всего, час, а то и два, ночи.
Что-то мерно постукивало в районе окна.
Видимо, какой-то ночной мотылек по дурости залетел в форточку, а теперь тычется, - подумал я. Надо бы выпустить, а то так всю ночь не даст заснуть.
Сонно щурясь, я нащупал ногой тапки и, не включая свет, поплелся к окну.
Только на середине комнаты я поднял глаза – и, заорав, отшатнулся.
Там, с той стороны, прижавшись лицом к стеклу, на меня уставилось вытянутое, абсолютно белое лицо.
И у него не было глаз.
Я стоял на кухне, прижавшись спиной в стене и пил воду прямо из графина. Мои зубы лязгали по стеклу, а я боялся остановиться, словно этот процесс оберегал меня.
В кухню зашла заспанная Сашка.
– Дядя Паша, – прогундосила она, зевая. – Что случилось?
Я обнял графин и прижал его к себе.
– Саш... – осторожно начал я. – А ты ничего необычного не замечала?
– Например? – она потерла кулачком глаза.
– Ну… чьи-нибудь лица в окне?
– Дядя Паша, – она серьезно посмотрела на меня. – Мы на пятом этаже. Какие лица?
Какие лица…
Я вжался в стену еще сильнее.
– Вам приснилось, – резонно сказала она.
Ну что ж, может и так.
Может и так, подумал я, осторожно входя в свою комнату, предусмотрительно включив везде на пути своего следования свет.
Может и так.
Может, это просто ветер гонял полиэтиленовый пакет по воздуху.
При свете комната выглядела безобидно.
Я подошел к окну и осторожно выглянул.
На подоконнике со стороны улицы – там, где ржавчина покрыла металл плотным слоем – виднелись длинные полосы, словно кто-то пытался за него уцепиться.
Остаток ночи я провел с включенным светом.
К утру я все–таки задремал и поэтому потом вполне резонно предположил, что давешнее лицо – всего лишь обрывок сна. Правда, на подоконник я решил не смотреть. Дабы не портить уверенность про сон.
Сашка, как всегда наспех покидав в себя завтрак, умотала на улицу – на полную катушку проводить каникулы.
Я же сидел за столом и думал, звонить снова в сервис по поводу ноутбука, или же дать им еще один шанс.
Тут что-то заскрежетало за моей спиной.
Я оглянулся.
По комнате, цепляясь за выщерблины паркета, медленно полз стул.
– Сашка, – крикнул я. – Прекрати! Отвяжи леску! Пол попортишь!
И тут же осекся, вспомнив, как Сашка час назад громко хлопнула дверью.
Или же она меня одурачила и целый час сидела тихо, как мышь, чтобы сейчас напугать?
– Сашка! – повторил я.
Стул прекратил ползти и, покачавшись пару секунд, остановился на месте.
– Ну вот то-то и оно, – удовлетворенно сказал я.
И тут стул дернулся и пополз обратно.
Я чуть ли не по деталям разобрал стул – но не было ни лески, ни пружинки, ни чего бы то ни было еще. Я также облазил всю квартиру – но не нашел и следа Сашки.
Оставалось только одно – она каким-то образом меня одурачила, а потом тихонько выскользнула из дома. Все это выглядело весьма правдоподобно, кроме одного «но» – Сашка никогда ранее не увлекалась подобными розыгрышами. Хотя да, надо иногда с чего-то начинать. Возможно, воображаемая собака была пробным камнем, проверкой – смогу ли я ей поверить.
Ох, Сашка, ну только вернись домой, я уж тебя пропесочу. И даже оправдание, что тебе скучно, не приму.
Я вернулся за стол и взял в руки фотоаппарат.
Но не успел я включить ушедшую в режим сна технику, как новый скрип заставил меня поднять голову.
На этот раз это была дверца шкафа.
Она медленно, словно с опаской, открывалась.
Ну конечно, на этот раз Сашка уже была ни при чем. Рассохшееся дерево – вот и все.
Дверца открылась до конца и моему взгляду предстала куча книг, наваленных в хаотичном беспорядке. Я не страдаю особым чистоплюйством, но напоминание об этом меня не радует.
Поэтому я встал и прикрыл ее.
Не успел я сесть за стол, как она снова открылась.
Я снова встал и прикрыл ее.
Она открылась снова.
Я припер ее стулом.
Вернулся за стол.
Не успел я включить аппарат, как стул с грохотом упал.
Дверца медленно открывалась.
А потом так же медленно стала закрываться.
Я сглотнул.
Мне стало жутко.
И чтобы отвлечься, перевел взгляд на экран фотоаппарата.
И почувствовал, как мои ноги похолодели.
Там, на экране фотоаппарата, в той комнате, что здесь была – исключая меня – абсолютно пуста, стояла женщина.
Стояла и открывала и закрывала дверцу шкафа.
И в такт этому так же открывалась и закрывалась дверца в моей комнате.
А потом женщина оглянулась.
Да-да, оглянулась – на меня, на меня, наблюдающего за ней на экране. Словно тот на самом деле был окном, через которое она могла меня увидеть.
У меня онемели щеки, похолодел кончик носа, а в спину словно вбили кол – и пальцы, пальцы вцепились в фотоаппарат так, словно без этого я бы упал.
И ни одной мысли не осталось в моей голове.
Я просто сидел и смотрел, как она приближается.
Она.
Красивая – безумно красивая – женщина.
Та самая, которую я тогда сфотографировал первым кадром на этой карточке.
И что-то поблескивало у нее на лице.
Только это был не пирсинг.
Нет, ни в коем пирсинг.
Просто потому что тут не делают пирсинг.
На металлических носах не делают пирсинги.
Она подошла совсем близко – так, что лицо заполнило практически весь экран.
А потом подняла руку и поскребла ногтями.
С той стороны.
Нет, не ногтями.
Человеческие ногти не бывают такими длинными.
И металлическими.
А потом размахнулась.
И ударила с той стороны по стеклу экрана.
Фотоаппарат выдернуло у меня из рук и отшвырнуло к стене.
Я сидел в одном конце комнаты и сжимал в руках тесак для мяса – самое опасное, что смог найти. Фотоаппарат лежал в другом конце – накрытый ведром.
Я пытался найти объяснения произошедшему и не мог. А может быть, боялся их найти.
На столе началось какое-то движение.
Я осторожно перевел взгляд.
Рыбка в аквариуме судорожно дергалась.
А потом перевернулась на спину и из ее распоротого брюшка потянулись тонкие темные ниточки внутренностей.
В коридоре что-то зашуршало.
Я сжал тесак и повернулся лицом к двери.
В замке провернулся ключ.
Я перехватил тесак поудобнее и поднял его.
– Дядя Паша? – раздался тонкий девичий голос.
Я спрятал тесак за спину и вышел в коридор.
Сашка стояла на пороге и задумчиво глядела на пол.
– Дядя Паша, а зачем ты коврик передвинул?
Резиновый коврик, который по старой привычке постоянно прикрывался газетой, был сдвинут на полметра. И газета была разорвана. На длинные полосы.