Простое объяснение явилось гораздо позже. Нет ни Бога, ни справедливости. Сколько ни пичкай себя христианскими сказками, после смерти тебя съедят черви в могиле.
А как же Леша Тюрин? – поинтересовался внутренний голос, тот, что подвергал скептицизму даже сам скептицизм. Голос, незаменимый для лучшего, по словам главреда, пера «Сибирского полудня». Врачи, повторно обследовавшие Лешу, были ошарашены. Рак исцелен. И кем? Человеком, считающим себя новым Мессией, пророком, окопавшимся в изолированной деревеньке… – так по крайней мере считала мать мальчика.
Катерина Тюрина наверняка оскорбится, увидев будущую статью Вольновой. Что ж. Жизнь порой жестоко тычет нас рыльцем в наши заблуждения.
И нет в тайге человека, лечащего рак. А есть те, кто способен наживаться на убитых горем родителях.
Чудо в другом, размышляла, трясясь в ЛАЗе, Алла. Почему наивные россияне, несущие к телевизорам банки с водой, безоговорочно верящие мошенникам вроде Чумака и Кашпировского, не прут сюда массово? Нет тысяч паломников, нет шумихи в падкой до сенсаций прессе, и весь выхлоп ограничивается статьей девяносто седьмого года, написанной неким Р. Карповым?
Мистика…
На Пролетарской в автобус ввалилась шумная троица. Пахнуло спиртным. Крашеная деваха отрывисто хохотала, дружок тискал ее ручищей в синих тюремных наколках. Третий, расхристанный, шапка набекрень, сосал «Балтику» из бутылки. Алла узнала его, втянула голову в плечи, решила выскользнуть на следующей остановке, пешком дойти…
Но мужик уже заприметил ее, пьяная ухмылка завяла. Он поплелся в хвост салона, пристроился на сиденье перед Аллой, вполоборота. Андрюшка – толстое брюшко, бывший ее муж.
– Ну, привет, Алл.
– Привет.
Противно было смотреть на подбитый глаз Андрея, дышать его перегаром, видеть седину в короткостриженых волосах. Тот парень, остроумный и робкий студент педагогического, в которого она влюбилась и за которого вышла замуж, давно испарился. На нее таращился мутными бельмами ходячий мертвец, напяливший восковую маску, дурную копию некогда любимого лица. Очередной минус обитания в маленьком городке – старых знакомых встречаешь чаще, чем хотелось бы.
– Как ты? Как живешь?
– Живу.
– Хорошо. – ЛАЗ подпрыгнул на колдобине, Андрей оплескал себя пивом, но не обратил внимания. Он так всматривался в бывшую жену, будто пытался разглядеть упорхнувшее счастье. Собрать из кусочков фотографию, где Вольновы наряжают елку и смеются. Подмывало плюнуть в него. – А мы день рождения празднуем, – сообщил Андрей, словно оправдывался за запах, за затрапезный вид, – я ж на работу устроился.
– Поздравляю, – холодно сказала Алла. Андрей лгал. Друзья докладывали, он промышлял кражей канализационных люков, получил условный срок.
Игла скакала по заезженной пластинке неловкой беседы.
– А ты как, Алл?
– Нормально.
За окном заблестели огни микрорайона, Алла поднялась.
– Малышка…
Будто бритвой по сердцу. Какая я малышка тебе, мудак?
– Я был на кладбище.
Не надо, пожалуйста.
– Красивый ты крест заказала.
Что ответить? «Спасибо»? «Ага»?
А крест и вправду красивый, гранитный. Под ним холмик, внизу, в мерзлом черноземе, дочурка их.
– Андрон, – окликнул собутыльник, – давай к нам, с бабой своей.
Нужно есть снег, чтобы смыть с языка горечь.
– Пока, малышка, – сказал грустно мертвец.
Алла опрометью выскочила из автобуса.
В тусклом солнечном свете кружились пылинки. Пепельное небо нахохлилось над рубероидом крыш. Коллега Вольновой строчила статью о миллениуме, кроме них двоих, никого не было в офисе «Полудня». Главред слег с пневмонией, дистанционно, из больницы, руководил процессом.
Алла сгорбилась на подоконнике, теребила телефонный провод и наблюдала, как детвора за окнами лепит кособокого снеговика. Виски ломило. Среди ночи опять кто-то звонил и молчал в трубку, она подозревала, что это Шорин наяривает, человек, чей автомобиль оборвал жизнь ее трехлетней дочурки. Два года пролетело, а он не уставал напоминать о себе. Словно мало Алле воспоминаний, комковатых, как падающая на крышку гроба земля.
Алла родилась под взрывы салютов в первые минуты семидесятого года. Через пару недель ей стукнет тридцать. В новое столетие шагнет одинокая измотанная, истерзанная тетка. И чудеса ей – что скакалка безногому инвалиду.
Палец сорвался с диска: снаружи первоклашка поскользнулась, распласталась на льду. Но сердобольная мама ринулась спасать ребенка, и Алла выдохнула. Повторно набрала номер.