Выбрать главу

– На куда он тебе? – хмыкнул Пашка на просьбу Потапыча. – С твоими коленями далеко не уедешь.

– И то верно, – согласился тот. – Был Потапыч да весь вышел… А ты, значит, на кордон мотался? Чем там объизъянился, сказывай давай!

– Да так, по мелочи. – Силантьев даже не пытался скрыть разочарование. – Муки два мешка, мешок сахару. Да Дениске твоему горсть конфет, как просил. На зайчатине да зайцевых шкурах много не наторгуешь.

Он полез в карман жилета, извлек оттуда пригоршню леденцов в ярких фантиках, пересыпал их в ладони старика, после чего конфеты перекочевали в карман видавшего виды пиджака Потапыча. Дениска, мальчонка восьми лет, жил со стариком уже третий год. Он был из пришлых, прижился у Потапыча да так и остался, скрашивая его одиночество.

– На охоту надо бы, – произнес Пашка и покосился на меня в ожидании, но, не дождавшись реакции, продолжил: – У тебя как с патронами, Мишка? Есть еще?

– Есть пока, – ответил я нехотя.

Не улыбалась мне перспектива подаваться в местные леса, хотя я прекрасно понимал, что рано или поздно придется. Это раньше на охоту я в удовольствие ходил, а теперь всякий раз думаешь: как оно там повернется? Вернуться бы живым, а уж добыть дичь – везение. Вот ведь парадокс: зверья в последнее время в лесу развелось немерено! Зайцы – те сами непугаными идиотами на огороды лезут, поэтому зайчатина у наших – первое мясное блюдо на столе. А за крупной дичью надо поохотиться. Лося или кабана поленом по башке не огреешь. Зато лосятину и кабанятину на кордоне можно на что угодно обменять. Хоть на патроны, хоть на водку, хоть на солярку. В нашем с Пашкой занятии первые – ценнее всего получаются.

– Так что, – Пашка легонько поддел меня локтем, – соберемся пострелять в ближайшие дни?

– Соберемся. Зови своих, вешняковских.

Деревеньки наши стояли по обе стороны Гнилого леса. С одной стороны – Вешняки, где жил Пашка Силантьев, с другой наша – Малая Горка. Вот в тот самый Гнилой лес, что рос в низине между нашими деревеньками, мы и наведывались за зверьем. Лес был сырой, болотистый, но богатый дичью. Да только в последние два года там все больше чудики попадались, а не нормальный зверь. А с чудиком, если нарваться, как повезет. Можешь и вовсе из леса не вернуться. Потому мы по одному больше в лес не ходим. В Малой Горке только я из охотников остался, в Вешняках с Пашкой – трое.

– Хорошо с вами сидеть, мужики. – Пашка хлопнул себя по коленкам. – Но надо до дома ехать. Мои, поди, заждались уже.

Он нехотя поднялся, собираясь шагнуть из спасительной тени в послеполуденное пекло.

– А ты в Вешняки через Гнилой лес, поди, собрался? – осведомился Потапыч, подслеповато щурясь на небо.

– А то! Так ведь ближе, чем в объезд. Да и спокойно там в последние месяцы.

– Не езди сегодня через Гнилой лес, не будь дурьей башкой. Говорю тебе, как есть: худо сегодня будет.

– Потапыч, ты чего это вещать задумал? – удивился я. – Не накаркай, гляди! Уже третий месяц тишь да гладь.

– Тишь да гладь, – ехидно передразнил старик. – Говорю вам, проснется сегодня она! Вона, смотрите-ка, по небу облака какие плывут странные!

Я вскинул голову. По выжженному солнцем небу плыли едва заметные облака. Словно кто плюнул. Три облака-плевка цепочкой друг за другом. Самые обычные белые обрывки давно растаявшей тучи.

– Да не выдумывай ты, Потапыч, – отмахнулся Пашка. – Облака как облака.

– Не езди через Гнилой лес, Пашка, себе дороже выйдет, – прокаркал ему в спину Потапыч, но тот лишь рукой взмахнул на прощание.

После отбытия Павла в собеседниках у старика остался один я. На меня все его недовольное бурчание и обрушилось. Тот долго еще тыкал кривым пальцем в небо, пытаясь доказать мне необычность небесного явления, которую я в упор не замечал. Уж не знаю, по каким ему одному известным приметам дед ориентировался, да только он в своих предостережениях не ошибся…

К вечеру небо выцвело, стало белесым, а чуть позже серебристо-прозрачным. Вечерние сумерки крались вдоль единственной улицы, заползали во все закоулки. Я как раз заканчивал поливать грядки у Потапыча в огороде, а Дениска, его названый внук, мне помогал по мере своих детских сил. В этот самый момент по небу прокатился тревожный гул. Я пораженно замер, вскинув голову вверх, в надежде увидеть надвигающуюся на нас грозовую тучу. Но небо было по-прежнему серебристо-прозрачным и чистым. Даже облака-плевки бесследно растаяли.

– Спаси, сохрани и помилуй нас, грешных! – пробормотал Потапыч и торопливо перекрестился.

– Ты чего, Потапыч, как в пословице: пока гром не грянет – мужик не перекрестится? – пошутил я.

– Все бы вам, дуракам молодым, зубоскалить, – ворчливо отозвался старик и скомандовал внуку: – А ну-ка, Дениска, бегом в дом! А ты, Мишка, бросай занятию, хватит на сегодня поливать. Сходи до своего дома за ружьем и опять к нам приходи.