— Герби, братишка, тебе нужна практика, — заявил Эдвард, увидев плоскогубцы. — Поймай Жужу и вырви у нее клыки.
Жужа была блохастой псиной, увязавшейся за батальоном еще со дня высадки на континенте. Она, виляя хвостом, ходила от палатки к палатке, жрала как не в себя, но была неизменно худой, как скелет в анатомическом музее.
Не то чтобы Герберт любил Жужу, но мысль экспериментировать над живой собакой была ему противна. Поворчав, Эдвард раздобыл пару дохлых упитанных крыс, каждая размером с кошку.
— Вот тебе, на опыты.
Рвать крысиные зубки плоскогубцами оказалось неожиданно легко. Главное было подцепить их неповоротливым инструментом, а дальше — пара движений — и зуб выскальзывал сам. Сейчас же, вытягивая человеческий резец, Герберт понял, что эксперимент с крысами был столь же бесполезен, как игры в войнушку — на настоящей войне.
Первый зуб треснул и разломился. Герберт не стал сразу бросать его, а расшатал остатки и вытащил длинный бордовый корень, чтобы освободить доступ к соседним. Со следующим он осторожничал, долго возился, но в конце концов на его ладони оказался первый пригодный к продаже экземпляр. Герберт аккуратно положил его в холщовый мешочек и продолжил.
Труднее всего оказалось справиться с большими коренными зубами. Просто так они не вылазили, сколько бы сил он ни прилагал. Для доступа к ним пришлось резать щеки и долго-долго ковырять десны, стесывая комочки кровавой плоти и расчищая все до кости.
Это было противно, но Герберт предпочитал не думать об этом. Мертвым не больно.
Труп с изуродованным лицом вернулся в грязь. Холщовый мешочек с добычей остался все таким же невесомым, однако, если тряхнуть, там уже что-то побрякивало. Сколько он потратил на это? Час? Герберт посмотрел на свои ладони, черные от глины, пепла и крови. Хотелось сполоснуть их, но ни ручья, ни лужицы. Лишь мусор, осколки, обрывки, трупы, трупы, трупы и вездесущая грязь. Ливень накануне битвы сделал свое дело.
Он разогнулся, ища глазами товарища. Эдвард отошел еще на сотню ярдов и трудился над очередным французом. Даже издалека было видно, как споро шли у него дела — еще бы, с нормальными-то инструментами. Наверняка и зубов он добыл уже гораздо больше. Впрочем, Герберт не завидовал ему — в конце концов, если бы не Эдвард, сидел бы он сейчас вместе со всеми у костра, кутаясь во вшивое одеяло и слушая пьяную похвальбу тех, кому посчастливилось выжить. А здесь, на ночном поле, у него есть шанс. И упустить его нельзя.
— Две гинеи, Герби! — Эдвард бережно развернул клочок бумаги, оказавшийся объявлением, вырезанным из газеты. — Читай сам! Вот тут. Пол Крисби, дантист, Лондон, Харли-стрит, бла-бла-бла… Вот здесь! Предлагает по две гинеи за каждый здоровый человеческий зуб! Две гинеи, Герби! За каждый! А сколько у нас этих зубов? Пара дюжин, верно? И у них тоже, — он указал на юг, в сторону французов.
Сумма получалась гигантской. Герберт трижды перечитал объявление, ища подвоха, но черные буквы были сухи и конкретны. И пусть не по две гинеи, пусть по фунту, по десять шиллингов, да черт с ним, он и по пять бы с радостью отдал — все равно это было много. Очень много. Вся его служба в армии, все семь лет боли, страха, дерьма и смерти — все это стоило лишь двадцать три фунта, семнадцать шиллингов и шесть пенсов. Он запомнил сумму до пенни, и так же, до последнего пенни, выдал ее Амелии и крошке Элис, когда уходил из дома на армейский пункт сбора.
И сейчас, всего за одну лунную ночь, он мог заработать больше, чем за все семь лет войны. Герберт тряхнул головой, отгоняя мысли, и склонился к следующему трупу. Июньские ночи коротки. А мертвым не больно.
На ложбинку, заполненную телами в три слоя, он набрел уже под утро, когда глаза саднило от зверского недосыпа, пальцы сводило судорогой, а мешочек с драгоценной добычей обрел приятный вес. Всю ночь Герберт избегал вырезать зубы у трупов в красной форме, ведь именно они сражались с ним бок о бок минувшим днем, однако у самого края ложбинки мелькнул, как показалось, красный офицерский мундир.
Офицеры. Именно об их зубах Эдвард мечтал как о самой ценной добыче. Они-то не грызли сухари и не давились солониной на марше, как солдаты. У них были отдельные повара, меню и не меньше трех приемов здоровой пищи по расписанию.
Герберт приблизился к трупу. Да, он не ошибся. Сквозь грязь можно было разглядеть дорогое красное сукно, темно-синие обшлага, позолоченные петлицы и даже золотой лампас на плотных серых панталонах. Майор, не меньше. А то и полковник.