Женя поперхнулся слюной.
— Она украла ее на кладбище и проволокой привязала к кукле, фотографией внутрь. Я спрашивать не стал, но прочел позже: это называется «настаивать на мертвяке». Таблички кладут в воду, и это мертвая вода. Прикладывают к зеркалу — получается мертвое зеркало.
— И вы никому не сказали?
— Мы же дружили, — напомнил Беленков. — И, кроме того, я стал ее побаиваться. Колпаков тот вообще… Мол, она ему доказательства предоставила. Он с ней повадился на кладбищах ночевать, в лесах. Втемяшил себе в башку, что они видели настоящего Вия. Связался с чертом — пеняй на себя.
Женя думал про малышей в небогатых квартирах девяностых, доверчивых малышей у телеэкранов. И вместо сказки им показывают спектакль, срежиссированный чернокнижницей.
— Последней каплей стали письма. На адрес «Альтаира» стопками приходили письма от зрителей. И вот захожу я в избу, мы так нашу студию подвальную называли — изба. А Лизка письма ест.
— Как ест?
— Ртом, — сухо ответил Беленков. — Рвет бумагу, на которой эти домики, мамы-папы, солнышко — ну что дети рисуют. Комкает и жрет, глотка как у удава распухла. Увидела меня и говорит с набитым ртом: будешь? В них чистая энергия, говорит. И я ушел, дверью хлопнул. А в декабре Лизка сгорела. Менты сказали, замкнуло осветительный прибор. Но, по-моему, она доигралась.
— С чем доигралась? — не понял Женя.
— С мраком, разумеется. — Беленков встал из-за стола. — Это же как цепного пса дразнить. — Он снял с полки стопку фотографий, положил перед гостем. — Вот мы все, еще до телевидения. Я, Лизка и Андрюша.
На снимке лохматый Беленков обнимал обеими руками женщину в шароварах, подтяжках, рыжем парике. Лизка была красивой и миниатюрной, ничего общего со злобной Малефисентой, смоделированной фантазией. Нарисованные веснушки на щеках — разве так выглядят ведьмы?
Колпаков, высокий мужчина сорока с гаком лет, держал под мышкой поролоновую голову волка и широко улыбался. Женька не сразу узнал его без бородавок и грязных бифокальных очков. А узнал — охнул. С фотографии ухмылялся Черт.
— Я его встречал! Он трется вокруг канала!
— А ночами, когда моя смена, смотрит в окошко КПП. — Беленков подвигал губами, будто сжал и разжал эспандер. — После пожара он слетел с катушек. Погубила его Лизка, и себя погубила. Был Андрюша — стал юродивый.
Женя оторопело переваривал информацию: могильные таблички, поедание рисунков, иранские божества.
— Утомил ты меня, — резюмировал Беленков. — Ступай. Тебе на работу завтра.
— Погодите! — растерялся Женя. — Вы упоминали сны. Что мне кошмары снятся.
— Иди, — отмахнулся Беленков левой и как-то мигом опьянел, поплыл отечным лицом. — Занавес опущен.
— Что с вашей рукой? — Без двухсот граммов Женя не решился бы спросить.
— Много вопросов задавал, — ощерился Беленков.
И аудиенция закончилась.
Два дня Женя противостоял соблазну. Дома, на продутых ветрами улицах, в кровати, полной кошмаров, в кабинете с насупленным Бурдиком и девчонками. Он покупал горячий шоколад Юле, которую теперь мысленно называл «моя Юля», отличая от тезок. Она смеялась и теребила его рукав, манерно посасывала соломинку или сигаретный фильтр. Женя думал о фотографии актеров: один стал инвалидом, второй — Чертом, третья сгорела заживо.
«Они видели настоящего Вия».
В четверг Женя попрощался с коллегами и двинулся по коридору мимо аппаратно-студийного комплекса и гримерки. Отворил дверь в тупике, переступил порог — будто шагнул наружу из мелового круга. Лампочка зажглась, Женя прикрыл дверь и прошел к полкам.
«Одним глазком, и забуду навсегда».
…Он выбрал декабрь девяносто девятого. Кассета «FUJI» вмещала восемнадцать выпусков «Курьих ножек». Он собрался запереться и три часа любоваться куклами, сшитыми безумной умирающей женщиной. Непослушными пальцами Женя вытряс из коробки черный прямоугольник. Кассету не перемотали, досмотрев почти до конца.
Комнатушка пахла землей, или Жене так казалось. Он понажимал кнопки, долго разбирался с настройкой. Магнитофон поглотил вэхаэску, зашуршала магнитная лента, запустила цепочку ассоциаций: «Звездные войны», «101 далматинец», «Матрица», прочие фильмы, которые мама приносила из проката.
Стул, хромой, как доктор Хаус, проскрежетал ножками по половицам. Женя сел вплотную к телевизору. Мелодия сперва зазвучала в его голове, потом — в динамиках. Бесхитростный клавишный перебор в семь тактов — сыграл бы и ребенок. Из-за частокола елей выскочила зооморфная изба.