– Разберемся, – буркнул Буров и потопал дальше с видом давно замученного работой человека. Не сказать что работа на самом деле его тяготила, старлей относился к ней равнодушно – приятного мало, но в общей атмосфере Старо-Рыбацкого, в тягучей хмари северного захолустья, это не воспринималось как-то особенно близко к сердцу, лично. Работа и работа. Как у всех.
Но почему-то ему нравилось вести себя вот так – немного пафосно, что ли, изображать матерого полицейского, который в своей жизни навидался такого, что о-го-го… Не понять обывателям. И это действовало – местные видели в нем героя очередного ментовского сериала на ТВ и больше уважали. Буров и сам не сразу заметил, как из-за этого стал еще сильнее походить на киношный образ, нахватался вот этих шаблонных фразочек, вроде «разберемся». В чем тут разбираться?
На третьем этаже кроме дебошира никто не жил. Дома в поселке пустовали наполовину, нередко и целые этажи забрасывали. Здесь, насколько помнил старлей, обитал Ванька Петрухин, тот, что с Рыбзавода. Хотя можно и не уточнять – тут все с Рыбзавода.
Свет на площадке не горел – лампочку просто выкрутили. Буров прошагал к старой рассохшейся двери, бухнул по ней пару раз кулаком. Тишина. Ну точно, отсыпается, зараза.
– Ванька, открывай, поговорить надо! – зычно крикнул Буров и посильнее пнул дверь.
Никто не ответил.
– Вот су…
– Матвей Иваныч, тут лужа какая-то, – перебил старлея Федотов.
Помощник стоял позади и разглядывал пол. Немного порывшись в кармане, Федотов достал телефон, ткнул на кнопку фонарика. Площадку залил холодный свет.
– Мать твою! – только и вырвалось у Бурова.
Старлей стоял точнехонько посередине темно-алой лужицы, вытекающей из-за двери Петрухина. Слабый металлический запах ударил в ноздри – и как сразу не заметил?
– Матвей Иваныч, случилось что? – это подала голос бабка со второго этажа. Она потихоньку поднималась по лестнице, ее седая макушка уже появилась чуть выше перил последнего пролета.
– Тамара Васильна, не надо сюда, – отозвался Буров. – Сань, проводи ее обратно. Сань!
Федотов застыл, но через секунду неуверенно кивнул и развернулся к лестнице. А старлей тем временем соображал, что делать дальше.
Двери тут толстые, тяжелые. Но старые. И замки все старые. Попробовать выбить? Открывается внутрь вроде. Ну…
Буров собрался и мощно приложился плечом к двери. Что-то хрустнуло, поддалось. Есть контакт! Еще толчок, второй (плечо заныло, но не беда) – ветхий косяк разлетелся в щепки, старлей по инерции чуть не влетел в квартиру.
– Саня, сюда, быстро!
Пока Буров доставал из сумки фонарик, Федотов уже добрался до порога и дышал в затылок. Светить телефоном в квартиру он не решался.
Старлей щелкнул фонариком. Кругляш света появился на полу коридора – Бурова замутило, а Федотов хрипло выругался.
От порога в комнату по давно выцветшим доскам пола тянулась бордовая полоса, исчезавшая за углом. Буров нервно сглотнул. К металлическому запаху добавились перегар, табачный дух и еще что-то неприятное, но пока неосознанное. Здорово повеяло холодом.
– Сань, за мной. Вперед не лезь, – собственный голос показался ему сиплым и тихим.
Федотов и так не собирался куда-то идти, он столбом застыл за спиной старлея. Буров ткнул его локтем в бок – не спи!
Табельный ПМ сам собой лег в руку – ощущение, которое Буров уже подзабыл. Да лучше бы и не вспоминал.
Участковый щелкнул выключателем, но свет не загорелся. Чертыхнувшись, старлей шагнул в комнату.
Было похоже, что в однушку Петрухина закинули гранату, а то и не одну. Вся скудная обстановка была поломана и развалена по комнате ровным слоем, превратившись в неоднородную мусорную массу из досок, битого стекла и тряпок. Остатки старой люстры валялись в углу, из потолка сиротливо торчали провода. Диван разорван в клочья, шкаф лежит на полу – дверцы вырваны с корнем. И кровь везде. Размазана так, словно ею пытались вымыть пол.
Поток холодного ветра заставил Бурова съежиться и дернуть плечами. Одно окно оказалось выбито полностью, вместе с рамой – оттуда и дуло. Второе, как это ни странно было в таком хаосе, уцелело. Кровавый след забирался на подоконник и тонул в куче осколков.
– Сань, быстро гони на улицу. Сань, слышишь меня? Федотов, мать твою!
Федотов мыслями был где угодно, но только не здесь. Он робко заглядывал в комнату, переминаясь на пороге. Буров в который раз выругался.
На лестницу помощника он тащил чуть ли не за шкирку. Наказал охранять дверь и не пускать бабку и остальных жильцов (их взволнованные голоса уже слышались внизу). Сам же побежал на улицу – окна квартиры Петрухина выходили на заснеженный пустырь за домом. По пути поймал испуганный взгляд Тамары Васильевны – только тогда и вспомнил, что все еще крепко сжимает в руке пистолет.