Иван Ефимович зажмурился.
3 ноября 1937 года, поселок Колпашево, Нарымский округ
Хотелось зажмуриться. Но Иван понимал, что нельзя. Не положено.
Промахи случаются. Особенно у новичков. Для того и выдают запасной патрон. Один запасной патрон на десять приговоренных. Один раз из десяти можно промахнуться.
Можно. Но как же трудно, когда человек, в которого ты стреляешь, вдруг все понимает. Он идет по дощатому настилу якобы в баню. Но там, в конце пути, никакой бани нет и никогда не было. Там только яма, яма с мертвецами. И вот ты стреляешь из укрытия, стреляешь близко, наверняка – и он умирает, так ничего и не поняв. А если промахнешься, если он обернется, если взглянет тебе в глаза…
Иван промахнулся. Человек на настиле вздрогнул, сгорбился и медленно, очень медленно стал оборачиваться. Густая черная шевелюра, ярко-белая рубашка, выделяющаяся в полумраке двора, и эти дурацкие розовые в цветочек подштанники. Наверное, их смастерила жена, перешила из старого платья или наволочек…
Иван оборвал эту мысль. Не думать, не думать о тех, кто по ту сторону прицела. Есть запасной патрон, и второй выстрел должен быть точным. Только бы он не закричал, только бы не заметался по двору – в таких попасть трудно. А еще один промах – и станет гораздо, во сто крат сложнее…
– А что, если я промахнусь дважды? – спросил Иван еще тогда, в первую неделю. Спросил у Сашки Карпова, того парня, что когда-то встречал его у парохода.
– А на этот случай, Ваня, есть особый порядок действий. Петля и мыло.
Иван затряс головой:
– Я не смогу…
– Сможешь. Патроны – штука ценная, и мы должны экономить их для нашей Родины, а не тратить на врагов народа и прочее отребье. Да не тушуйся, Ванька, – он толкнул его в плечо, – тебе даже понравится. Вот мы с ребятами как-то…
И он подробно, во всех скабрезных деталях рассказал, как они тренировались на молодой парочке влюбленных, которых привели на расстрел, но пообещали помиловать, если те на глазах у надзирателей совершат половой акт со связанными руками. Пара сделала все, что им приказывали, а сразу после обоим на шеи накинули петли и задушили.
Иван до сих пор ни разу не использовал петлю, хотя она была приготовлена. И сейчас, глядя на оборачивающегося мужика в розовых подштанниках, он мысленно молился, чтобы и в этот раз его пронесло.
Мужчина обернулся. Мужчина поднял глаза и увидел, откуда стреляли. Он все понял. Он не стал метаться или убегать, не стал плакать или просить пощады. Он выпрямился во весь рост и взглянул в лицо смерти, спокойный, гордый и даже величественный, несмотря на свои нелепые подштанники.
В этот раз Иван не промахнулся.
1 мая 1979 года, город Колпашево, Томская область
Дом не изменился ничуть. Все те же ковры, сервант, хрусталь, телевизор, часы с кукушкой и кресло-качалка. Нина Павловна профессиональным взглядом пыталась найти отличия от картинки, которую сохранила память, – и не находила. Все осталось на своих местах – точно в таком же порядке, как и вчера, в их первый приезд.
Только место хозяина за столом пустовало. А с потолка тянулась петля. И старик, неподвижно висящий в ней, был больше похож не на человека, а на предмет. На неодушевленный пыльный мешок.
– Очки, – сержант Григорьев кивнул на повешенного.
Нина Павловна посмотрела в лицо старику. Да, он был в тех же очках с толстыми линзами, что и вчера.
– Кто же, собираясь вешаться, наденет очки? – спросил Григорьев.
Нина Павловна хмыкнула. Сержанту явно не терпелось чем-то заняться – они в доме уже час, а ничего не происходит.
– Сходи-ка опроси соседей. Может, кто что видел.
Фотограф закончил снимать. Тело сняли с веревки, но не удержали – и старик завалился на пол. Ушков достал перчатки, неторопливо надел их и присел на корточки у мертвеца.
Все молчали. За окном ходил от дома к дому Григорьев, стучась в соседские двери. Он лучезарно улыбался, будто на променаде в санатории, а не на выезде с трупом.
– Посмотрите-ка, товарищ следователь.
Нина Павловна присела к судмедэксперту. Он аккуратно повернул голову старика. Открылась морщинистая шея в синяках и с багровым следом от веревки. Хотелось поморщиться, отвести взгляд, но нельзя давать слабину. Такая уж это работа. И не думать, не думать о том, что еще вчера она прямо здесь разговаривала с этим человеком.
– Видите? – Ушков приложил свою ладонь к пятнам на шее. – Вот здесь – след от большого пальца, тут – средний, мизинец. Почти совпадает, да?