– Полегче, на! – рыкнул Паха.
Она развернулась к нему, глотая воздух открытым ртом, и Паха схватил ее за волосы свободной рукой. Лезвие ножа скакнуло к подбородку. Лицо Пахи маячило перед ее лицом, бледное и твердое, как костяная маска идола.
– Глуши. Глуши! – Он дернул Киру за волосы. – Ты тупая, на, все по два раза повторять?! Глуши!
Она повернула ключ, и двигатель «камри», волшебным образом починенный, покорно умолк.
– Вынай.
На этот раз повторять не пришлось. Не сводя с Киры глаз, Паха сцапал ключ из ее взмокшей ладошки. На ничтожный миг нож отдалился от лица – о слава богу! – но сразу вернулся к подбородку, едва Паха сунул ключ в карман куртки. Зубы Киры стучали, нижняя челюсть колотилась о верхнюю, будто ставня на ветру.
– За-за-за… – Она чувствовала себя на грани срыва. Шестое чувство предостерегало от слез, но с ножом у горла поди не разревись.
– Я о тачиле такой всегда мечтал. – Паха лыбился жутко: половиной рта, да и та стремилась не вверх, а вбок, оголяя ряды коренных зубов, блестящих от слюны. – Почем брала, на? А мож, насосала?
– Забирай, – сквозь сдавленную глотку протолкнула слово Кира.
Кулак крепче стиснул пучок волос.
– Гри, насосала?
– Да.
– Не, на. – Паха покачал лезвием перед ее носом. Кира скосила слезящиеся глаза, наблюдая, как плавает вправо-влево тусклая сталь, гипнотизируя. – Скажи: «Я насосала».
– Я насосала.
Машину ей продал со скидкой Артем. До этого Кира рассекала на кредитной «фабии», и кредит она выплатила с собственных заработков.
Паха разжал кулак и выскочил из «камри», матерясь и стряхивая с ладони налипшие волосы. Кира налегла на дверцу, успела приоткрыть, но проворный грабитель, обежав авто, распахнул дверцу сам и схватил девушку за плечо. Рванул.
– Вылазь!
Она забилась в ремнях, как стрекоза в паутине, а Паха все выдирал и выдирал ее из кресла, держа нож в кулаке, точно пику.
– Дай отстегнуть! – пискнула Кира.
Паха ослабил хватку. Она отстегнула ремень с первой попытки – поразительно! А еще нащупала под тканью плаща маленький цилиндрик, о котором совсем забыла.
Паха выволок ее на дорогу.
– Сумка моя…
– Теперь моя! – отрезал он.
Вопреки надеждам Киры, Паха не отпустил ее, а потащил вокруг машины к задней правой дверце, умело заломив за спину руку – ту, что могла дотянуться до перцового баллончика. Толкнул на крыло, открыл дверцу. Навалился на Киру сзади.
– А жопа крепкая у тебя. Орешек!
У Киры подогнулись ноги.
Паха швырнул ее на заднее сиденье – перед внутри, зад снаружи. К нему-то он и прижался незамедлительно промежностью, в которой быстро деревенело пульсирующее и огромное. Кира почувствовала это даже сквозь слои одежды и в который раз подумала про пластмассовую трубку таксофона.
«Корголгон».
Суетливая пятерня завозилась у вздрогнувших бедер, комкая полы плаща. Кира вспомнила, что женщинам, попавшим к насильнику в лапы, советуют описаться, но сейчас ее мочевой пузырь, как назло, закупорился намертво. Она стиснула зубы.
– Насосала, значит. – Голос Пахи сделался сиплым и
(бестелесным)
далеким, будто доносился
(из телефона)
с края земли. – А мы, пацаны, горбаться на такие тачки, на. Соска, на.
– Да! – выпалила Кира истошно. Шершавые пальцы Пахи добрались до поясницы и неумело заскребли по коже, пытаясь стянуть с Киры легинсы. – Хочешь, и тебе отсосу?! Только отпусти!
Пятерня замерла.
– Давай, – без раздумий согласился Паха. – Тока без фокусов. Если укусишь, я всю красоту тебе попишу!
Он отпустил ее и даже помог развернуться и сесть.
– Я та-ак отсосу! – посулила Кира, пыхтя.
Паха завозился с ремнем на джинсах. Нож куда-то исчез из его клешни. Отлично!
Она выхватила баллончик, выпростала руку и выпустила струю в полные мальчишеского изумления Пахины зенки.
Паха попытался заслониться – но поздно. Струя достигла цели. Паха пошатнулся. Шлепнул себя ладонью по глазам, пытаясь стереть жгучую жижу, но сделал только хуже. Несколько брызг угодило на щеки Киры, но она не испытывала в эту секунду ничего, кроме упоения восторгом.
– Аоэа! – проревел обманутый любитель придорожного минета. Пригибаясь, одной рукой он тер физиономию, а другую тянул вперед – слишком высоко, чтобы достать Киру. Похоже, перцовка дезориентировала врага. Кира никак не могла подняться, чтобы его доконать, – приподнималась и плюхалась на сиденье, пока Паха нашаривал что-то на крыше «Камри». Она приготовилась пшикнуть перцовкой снова, когда Паха наконец нашел искомое и сделал выпад. Костяшки пальцев, стискивающих баллончик, прошила боль, и Кира выронила оружие. Уставилась на пальцы – на расползающуюся в ухмылке пореза кожу и сочную алую