Проститутки липнут к «форду», им наплевать, как я выгляжу, они обслуживали существ уродливее.
И на каждом шагу бордели. В бывших библиотеках, залах суда, в магазинах детского питания. Товар на любой извращенный вкус. Что бы вас ни заводило, от мертвых животных и протезирования до дефекации и поедания сексуального партнера, вывески обещают, что вы останетесь довольны.
Я сворачиваю на тупиковую улицу. Несколько минут разглядываю черные двери, неброскую надпись «Инсект-клуб». Полы моего плаща оттягивает револьвер, и пули перекатываются в карманах.
«Пора», – думаю я.
В полутемном вестибюле, окутанном дымом ароматических палочек, меня встречает администратор. Женщина неопределенного возраста, шелковый халатик едва прикрывает ее ягодицы. Предплечье украшает вытатуированный махаон. Из-за пластических операций напомаженное лицо кажется восковой маской.
Страх на миг сдавливает мне грудь, но я ищу ее глаза и облегченно выдыхаю. Глаза блеклые, рыбьи. Это не она.
Администратор подозрительно хмурится, но я показываю кошелек. При виде купюр, взятых взаймы у дока, включается рекламная улыбка.
– Добро пожаловать в клуб. У нас широкий ассортимент наслаждений. Сороконожки, тарантулы, тараканы, земляные черви… каких насекомых вы предпочитаете?
Я прочищаю горло:
– Мне нравится смотреть.
– Превосходно! – сверкает женщина фальшивым бриллиантом. – У нас есть и такая услуга. Клиентка только что зашла в зал Пыльцы. Идите за мной.
Она ведет меня извилистым коридором в комнату со звукоизоляцией. Приглушенный свет падает на кровать, стул, столик с пепельницей и пачкой салфеток. Играет джаз, что-то гарлемское, вроде Дюка Эллингтона. Я плачу по прейскуранту – половину из имеющейся в бумажнике суммы, и сажусь за стол.
Администратор предлагает кофе, но я отказываюсь.
– Приятно провести время.
Захлопывается дверь, стена предо мной превращается в экран. Там, за стеклом, комната-близнец. И девушка, платиновая блондинка лет двадцати пяти. Она раздевается, не ведая о моем присутствии. У нее стройная фигура и длинные изящные ноги. Упругая грудь с капризно вздернутыми сосками. Лобковые волосы такие же светлые, как на голове.
Я прикуриваю сигарету.
Блондинка ложится на кровать. Ее ноги согнуты в коленях и чуть раздвинуты. Поза любовницы, ожидающей мужчину.
Приоткрытое лоно в пяти метрах от меня, и я вспоминаю, что я мужчина, пускай и полупрожаренный. Но сразу догадываюсь, что последует за стриптизом. Догадка действует, как ледяной душ. Догадка верна.
Из отверстий в потолке второй комнаты вылетают бабочки. Будто конфетти, они кружатся, заполняя помещение. Парят над кроватью.
Сигарета застывает, не донесенная до рта.
За стеклом, пусть обезображенное, пусть подчиненное извращенной воле, но чудо. Узнанное волшебство.
Бабочки поочередно опускаются на блондинку. Щекочут ее ребра, шею, подмышки. Девушка изгибается, закусывает губу.
Некая сила собирает вместе бабочек, заставляет их прикасаться к податливому женскому телу синими, красными, зелеными поцелуями.
Потом они укутывают блондинку разноцветным покрывалом. Трутся брюшками, хитиновым покровом. Насекомые садятся на гениталии девушки. Гарпуновидные кончики хоботков впитывают влагу. Чешуйчатые крылья хлопают.
Блондинка сучит бедрами, давя хрупкие тельца, но все новые бабочки устремляются к ее паху, и оргазм искажает смазливое лицо.
Я отворачиваюсь, и поток рвоты извергается на ковер. Сквозь пелену я вижу одну бабочку, не участвующую в этой фантасмагорической оргии. Темно-вишневая траурница сидит на стекле с обратной стороны и смотрит на меня фасеточными глазами.
Я выхожу из комнаты, иду в вестибюль.
– Вы уже? – спрашивает администратор вежливо.
– Позови охрану, – приказываю я.
– Что-то случилось?
– Охрану! – ору я в физиономию мадам.
Она жмет на кнопку под столом, не сводя с меня недоуменных зрачков.
– Гарик, выйди в холл.
Гарик возникает в боковом коридоре, перекачанный детина. Мне даже жаль, что он угробил зазря столько часов, тренируясь в спортзале. Я стреляю ему в горло, и пуля вырывает адамово яблоко. Гарик подыхает, брызгая кровью на дымящиеся ароматические палочки.
Послеоперационная сучка верещит.
Я затыкаю ее горячим стволом.
– Где девочка?
Она трепещет накладными ресницами и мочится под себя.