И матушка быстро застрочила пером по листу бумаги.
Вскоре мы с ней крадучись, дабы не встретить кого знакомого, покидали постоялый двор.
— Как приедешь в Теннант, — шепотом наставляла меня Сузи, — сразу же ступай к господину Говарду. Его дом ты найдешь легко. Только выйдешь с центральной площади, сворачивай в первый же переулок, а там увидишь двухэтажный дом, крытый красной черепицей. Ограда кованная, а дверной молоток в виде диковинной птицы с длинным клювом — такого больше ни у кого нет. Передашь ему привет от Сюзетты да мое письмо. Говард о тебе позаботится.
Я кивала, не в силах вымолвить ни слова, а по щекам моим катились горячие слезы.
— Ну перестань, — обняла меня матушка. — Не навек же прощаемся. А в деревню ты и сама возвращаться не захочешь, вот увидишь. Будешь только приезжать изредка, навещать меня.
— А почему ты не поедешь со мной? — робко спросила я.
Сузи нахмурилась.
— Нет мне возврата в прежнюю жизнь. Сбежав с рыбаком, я обрубила все связи со своей семьей. Я — их вечный позор, Лесса. И не могу вновь показаться в родном городе, где на меня станут показывать пальцем и перешептываться за спиной, а то и в лицо ухмыляться. Ты сама скоро это поймешь.
— А я?
— А тебя в Теннанте никто не знает. Говард уж как-нибудь объяснит любопытствующим, кто ты такая да откуда взялась. Он человек разумный, да еще и ученый, тебе у него понравится.
Но я вовсе не желала ехать к неведомому Говарду. Будь моя воля, я вернулась бы в Бухту-за-Скалами и никогда-никогда не покидала ее.
ЛАНС
Духота становилась нестерпимой. На юге Бранвии вот уже который день шли грозы. Еще утром ярко светило солнце, а к полудню небо затянуло низкими темными тучами, липкий воздух словно сгустился, дышать становилось все труднее, а от насыщенного аромата цветов ломило виски. Где-то на севере уже вовсю желтели листья, задували холодные ветры, ночи становились все прохладнее и осень давно вступила в свои права, но здесь, на юге, все еще царило лето, жаркое и безмятежное.
Темное небо перечеркнула яркая вспышка. На землю упали первые тяжелые капли дождя, редкие поначалу, но вскоре превратившиеся в сплошную водную стену. Легкие занавеси на открытом окне заколыхались, на подоконнике мигом образовалась небольшая лужица.
— Закроем окно? — предложил Ланс Бранвийский.
Его собеседник покачал головой. Молодые люди были удивительно схожи между собой: оба высокие, стройные, темноволосые, с точеными чертами лица. Порой их даже принимали за братьев, что, впрочем, было не столь уж далеко от истины: отец Эрвина Солейского приходился кузеном матери Ланса. Лишь цвет глаз у них был разным: темно-карим, почти черным у Эрвина и ярко-синими у Ланса.
— Не стоит, — Эрвин подошел к окну, с наслаждением вдохнул остывающий воздух. — Люблю грозу. Есть в ней что-то дикое, необузданное. Свободное.
Мысль о свободе отозвалась болью, поскольку свободным себя Ланс не ощущал. Даже сейчас, вдали от Роланда и Ингрид, он временами чувствовал себя скованным по рукам и ногам. Молодой человек тряхнул головой, избавляясь от тяжелых воспоминаний.
— Я сегодня в городе видал развешанные повсюду объявления, — продолжая прерванный разговор, произнес Эрвин. — Твой драгоценный отчим разыскивает паренька-мага. Сироту лет пятнадцати-шестнадцати, со знаком пониже локтя.
— Значит, он тоже ищет, — задумчиво сказал Ланс. — Но почему только теперь? Мы ведь ведем поиски уже три года.
Эрвин пожал плечами.
— Откуда мне знать? Все-таки большим умом Роланд никогда не отличался. И хвала всем богам, иначе тебе не удалось бы сбежать из-под его навязчивой опеки и трогательной заботы, едва не уложившей тебя в могилу.
— Но ему, тем не менее, хватило ума не объявлять о моем побеге, — возразил Ланс. — Даже Роланд сообразил, какими проблемами ему это грозит. Хотя не сомневаюсь, что без этой змеи Ингрид никак не обошлось.
При воспоминании о мачехе лицо молодого герцога помрачнело. Он был твердо уверен в том, что именно юная тогда Ингрид приложила все усилия, дабы отправить нелюбимого супруга на тот свет, осиротив тем самым Ланса окончательно.
— Зато поиски парнишки ведутся масштабно, — заметил Эрвин. — Не удивлюсь, если вскоре выйдет указ осматривать всех юношей подходящего возраста, дабы обнаружить отметину.
Ланс только усмехнулся.
— Долго же ему придется искать. Нет, здесь опасность может заключаться только в том, что юный маг сам выдаст себя каким-либо образом. Пятнадцать-шестнадцать лет — время, подходящее для пробуждения дара. И худо дело, ежели поблизости не окажется наставника. Обычно эту роль исполнял отец, но только не в нашем случае. На помощь покойника уповать не приходится.