A# D# G
Дикий и драматичный. Звук урагана на пике его развития, ветра, достаточно сильного, чтобы вырвать с корнем дерево и отправить его в здание.
Они приближаются. Музыка в моей голове набирает обороты, когда я замечаю мельчайшие детали их лиц. Твердые челюсти и скулы, выточенные богами. Прямые носы. Полные, поджатые губы.
Двое впереди выглядят совершенно одинаково, хотя один из них светловолосый, а другой — вороноволосый. У третьего густые каштановые волосы и миндалевидные глаза.
Все они одеты в выцветшие рубашки, которые обтягивают их большие, бочкообразные груди и сужаются к узким бедрам. Синие джинсы обтягивают длинные ноги, которые тянутся до бесконечности. Их невероятный рост возвышается над всеми остальными, а походка лучше, чем у любой модели на подиуме.
Никогда.
Я никогда не видела людей, которые в реальной жизни выглядят так же призрачно красиво и без усилий устрашающе.
Это и есть Короли? Мальчики, которые были достаточно сильны, чтобы закрыть все шоу?
Два брюнета на концах отрываются. Один крутит барабанные палочки, другой сжимает сумку с гитарой. К блондину посередине стекаются две девушки, которые забираются ему под мышки, чтобы сделать селфи.
Парень с клипбордом направляется ко мне.
Я отвожу взгляд от трех парней, понимая, что раскраснелась и немного запыхалась.
— Ладно, Сопрана. — Говорит парень из клипборда.
— Э-э, это Соната.
Он отмахивается от поправки. Его взгляд перескакивает с трех новичков на мое бледное лицо.
— Занавес поднимается через три.
Я киваю в знак понимания.
Он поворачивается и кричит в гарнитуру достаточно громко, чтобы все слышали.
— В три часа Сурано открывает концерт группы The Kings! Готовьте свет!
Три силы природы — нет другого слова, чтобы описать, как они высасывают воздух из комнаты, — одновременно замечают меня. Двое по обе стороны ухмыляются и отводят взгляд, но блондин не сводит с меня своих убийственных глаз.
Дорогой Бах, он прекрасен.
Огни горят оранжевым светом на его загорелой коже, так что кажется, будто он купается в огне. Он поднимает мускулистую руку — кажется, что она поднимает больше, чем гитара на его спине, — и сжимает ремешок. Клянусь, моя душа сжимается вместе с ним.
Он ухмыляется, и у меня перехватывает дыхание от харизмы, которая не просит, а требует моего внимания. Все исчезают. Я вижу только его. Его темные глаза приковывают меня к месту. Жестокие и безжалостные.
Я чувствую каждый его шаг в мою сторону. Ритм его шагов отдается в пальцах ног.
Он пугает меня своей удушающей силой. Я не знаю, откуда это исходит. Я знаю только, что если бы у плохих новостей было лицо, то это был бы этот парень.
Татуировки забираются под его плетеный кожаный браслет с золотыми бусинами и исчезают в поношенном рукаве рубашки.
От лохматых светлых волос до того, как легко обтягивающая рубашка облегает его грудные мышцы, — все говорит об опасности. Урон. Разрушение в теле греческой скульптуры.
Мое сердце начинает биться с нездоровой скоростью. Музыка в моей голове с визгом обрывается. У меня нет аккордовой прогрессии для него. У меня даже нет мелодии. Его слишком много. Он вытесняет все звуки, все мысли, пока не остается только он.
Я хочу отвернуться, но не могу отвести от него взгляд.
— Что ты делаешь?
Парень из клипборда вернулся. И голос у него раздраженный.
Бриз рядом с ним. Ее улыбка мечтательна, и я думаю, не завязались ли у нее отношения с тем парнем, которого она нацелила на сцену.
— Ты готова к этому? — Спрашивает моя лучшая подруга.
Я отвожу взгляд от The Kings и бесконечно благодарна Бриз за то, что она заметила их, когда я уже направлялась к пианино.
Я слышу ее взволнованные визги и понимаю, что парень из клипборда атакуют ее прихлопывания. Рука моей лучшей подруги превращается в доску для плавания, когда она радуется.
Пианино попадает в поле моего зрения, и я чувствую притяжение, как всегда. Подводное течение, похожее на то, которое я почувствовала, когда заметила того парня за кулисами, колеблет воздух вокруг меня. Только это притяжение не жестокое. Оно нежное. Теплая вода на обнаженной коже. Солнечный свет целует мою ладонь. Обволакивает. Шепчет, что я могу утонуть и мне это нравится.
Я изо всех сил старалась не поддаваться зову, особенно когда мама узнала, что я могу зарабатывать музыкой. Она превратила нечто прекрасное и драгоценное в нечто, запятнав его своими наркоманскими пальцами.
Но даже когда музыка казалась грязной, она все равно пела для меня. Она проникала под кожу и говорила мне, что я никогда не смогу убежать.