— Успокойся...
— Не говори мне успокоиться, черт возьми. — Взрывается Зейн. — Сол пытался покончить с собой. И если бы ему это удалось, это была бы наша вина.
Я смотрю на Рыжую. Она смотрит на меня снизу вверх. Я знаю, что она наверняка слышит громкие крики Зейна и недоумевает, что происходит.
Я сжимаю ее руку, а затем слегка отворачиваюсь.
— Ты прав. Я тянул время с Каденс. Но с этим покончено.
Рука Рыжеволосой выскальзывает из моей.
— Что мы будем делать? — Спрашивает Зейн.
— То, что я должен был сделать с самого начала. — Я выдыхаю, мой разум насторожен и прокручивает все мои дальнейшие действия. — Ты останешься с Солом и его семьей. Я приду, когда разберусь с делами.
Каденс терзала меня изнутри, но я не могу позволить себе больше колебаться.
На кону жизнь Сола.
Лифт открывается.
Я жестом приглашаю Рыжую выйти первой. Ее глаза расширены, а лицо побледнело. Я хочу спросить ее, что случилось, но тут снова звонит телефон.
Это Финн.
— Есть новости? — Спрашивает мой брат. — Я застрял в пробке.
Я сообщаю ему последние новости, а затем добавляю: — Я решил. Пришло время разобраться с Каденс навсегда.
Я делаю паузу. Мне кажется, что на меня кто-то смотрит, но когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, не наблюдает ли за мной Рыжая, она быстро отводит взгляд.
— Что ты хочешь, чтобы мы сделали? — Спрашивает Финн.
Я выхожу через стеклянные двери отеля и бегу вниз по лестнице, а Рыжая идет рядом со мной.
— Мы добьемся лишения ее стипендии. — Я понижаю голос. Я не хочу пугать Рыжую, но это должно произойти. Сегодня вечером. — Заставь айтишника завалить ее оценками. Я скажу Кристе, чтобы она подключила своего отца.
— Думаешь, это сработает?
— Она ни за что не выпутается из этого. — Я убираю телефон обратно в карман и касаюсь плеча Рыжей. Даже среди моей паники и страха есть намек на привязанность к ней. — Прости меня за сегодняшний вечер. Я все исправлю.
Ее лицо осунулось, она отмахивается от меня. — Иди.
Что-то не так, но у меня нет времени следить за этим. Я медленно отхожу от нее, но она даже не смотрит на меня, спеша за угол.
Я обязательно догоню ее, обещаю я себе.
А потом я поворачиваюсь и бегу к своей машине.
30.КАДЕНС
Холодная вода льется мне на голову, пока я стою, дрожа, в душе. Я скребу, скребу и скребу свою кожу, пока она не становится сырой. Вода плещется у моих ног, стекает в канализацию, но не уносит с собой пленку отвращения.
Мое сердце бьется в аллегриссимо — одном из самых быстрых темпов в музыке. Я продолжаю оттирать, пока кожа не начинает гореть, и наклоняюсь, упираясь рукой в стену, а волосы собираются перед лицом.
Датч разработал план, как погубить меня, и сделал это прямо у меня на глазах. Никакого милосердия. Никаких колебаний. Он был таким же холодным и жестоким, как и раньше.
Я снова бьюсь о стену. Я прижимаюсь лбом к душевой кабине. Он прохладный на ощупь.
Мысли бегут по кругу. До того как Датч получил тот телефонный звонок, я обнимала его за шею и целовала так, будто от этого зависела моя жизнь. Я впивалась пальцами в его плечи и стонала, пока он расстегивал мои джинсы.
Я готовилась отдать ему все.
Что-то драгоценное. То, чего он не заслуживал.
Идиотка.
Разочарование нарастает, и я бью по крану, чтобы выключить его. Зачесав волосы назад и убрав их с лица, я вдыхаю. Я все еще чувствую его запах на себе. Аромат сандалового дерева, мяты и денег. Я все еще чувствую, как его пальцы впиваются в мои бедра, когда он готовится развернуть меня, как подарок на Рождество.
Потом раздался звонок.
И он все изменил.
Я снова ударилась о стену. И еще раз.
Самое нелепое во всем этом то, что до того, как он раскрыл свои планы, я искренне сочувствовала ему. Когда Датч получил тот первый звонок, все его лицо побледнело.
Я смотрела в его яркие янтарные глаза, видела вспышку паники, и первым моим побуждением было не упиваться его болью.
А защитить его.
После всех ужасных вещей, которые он сделал со мной, всех способов, которыми он разрушил меня, всех случаев, когда он сделал мою жизнь несчастной, я все еще хотела взять его за руку, обнять его и облегчить напряжение.
Я разберусь с Каденс.
Но моя забота о нем была односторонней.
Он жаждал, даже отчаянно, расправиться со мной. У наемного убийцы, наверное, было бы больше сердца. Именно эта холодность, полное отсутствие человечности напомнили мне, с кем я имею дело.