Но Легион поблизости не было, Аэрон все равно не мог позволить этому произойти.
Хотя вряд ли падшая Оливия могла причинить какой-либо вред во время своих поисков.
Но все равно.
Она могла поделиться своими находками с другим ангелом, который, как она предсказала, был уже на подходе, и этот ангел мог попытаться сделать все за нее.
Не в моё дежурство, подумал он.
Его друзья уже посовещались — он слышал как они переговаривались, затем смеялись, слышал топот их ног, когда они расходились — но не имел ни малейшего понятия, что же они решили.
К нему никто не приходил.
Собираются ли они преследовать ту женщину, что он встретил в переулке? Обнаружил ли Люциен следы Ловцов на холме?
Мнение Аэрона не изменилось — он не верил, что Оливия была замешана в этом.
Но они, возможно, следовали за нею сюда.
В конце концов, нападение исподтишка было их отличительной чертой.
И их вторжение сейчас стало бы отличным завершением этой ужасной ночи.
Полчаса назад он призвал Легион, чтобы предупредить её о том, что происходит.
Обычно, в независимости от расстояния между ними, она слышала его зов и приходила к нему.
Но не в этот раз.
Как Люциен, она могла переноситься с места на место лишь силой мысли.
Ей причинили вред? Взяли в плен? Он уже был готов призвать ее официально, как она учила его — хотя пока Оливия все не объяснила, Аэрон не понимал, что она имела в виду — но знал, что подобный призыв она вряд ли проигнорирует.
Чем дольше он рассматривал подобную возможность, тем больше убеждался, что ангел — падший или нет — должен быть подальше от крепости, прежде чем Легион успокоиться до такой степени, чтобы вернуться.
Он вспомнил её страх, как она дрожала просто произнося слово ангел.
Он бы мог попросить Оливию прекратить делать то, что она там делала, ибо это причиняло боль маленькому демону и не только ей.
Но и её друзьям, если уж на то пошло.
Они конечно, никогда не чувствовали присутсвие Оливии, ни коим образом.
Но не попросил.
Она исцелялась, и он не хотел её беспокоить.
Особенно сейчас, когда она сделала так много ради него.
Никакого послабления.
Поэтому, он оставил Легион в покое, тоже.
Пока.
Не то чтобы он мог представить, как хрупкая Оливия может причинить кому-то боль.
Даже, когда она была полна сил — как бы это не выражалось.
Но когда дело дойдет до драки, Легион пришпилит ангела, за секунду вонзивт свои отравленные клыки в вену Оливии.
Моя девочка, подумал он, усмехнувшись.
Только, его усмешка не задержалась на долго.
Мысль о смерти Оливии ему не понравилась.
Она не убила его, как ей было приказано.
Она не то что не смогла — даже не попыталась это сделать.
И Легион она не навредила, хотя, возможно, и хотела.
Она всего лишь хотела вкусить радости жизни, в которых раньше ей было отказано.
Она не заслуживает смерти.
На мгновение, только на мгновение, он подумал оставить ее.
Как умиротворен Гнев был возле нее, не требуя наказать ее преступлетия совершенные ею двадцать лет назад, день назад, минуту назад, она будет идеальной парой для него.
Она позаботилась о всех его нуждах, как сказал Парис.
О нуждах, которых, как он утвержал, у него нет.
Но он не мог отрицать, что, в то момент когда он присел около нее, что-то всколыхнулось в нем.
Что-то горячее и опасное.
Она пахла солнцем и землей, её глаза, такие чистые и голубые, как утреннее небо, смотрели на него с доверием и надеждой.
Как будто он был спасителем, а не разрушителем.
И ему нравилось это.
Идиот! Демон владеет ангелом? Невозможно.
Кроме того, она здесь, чтобы веселиться, а ты, мой друг, как и любой мужчина, очень далек от подобного.
— Аэрон.
Наконец-то.
Новости.
С олегчением выкидывая из головы мысли об Оливии, Аэрон обернулся и увидел Торина. Воин стоял, облокотившисья плечом о стену, руки в перчатках скрещены на груди, губы искривила непочтительная улыбка.
Хранитель Болезни, Торин не мог касаться других, кожей к коже, не начав при этом эпидемию чумы.
Перчатки защищали их всех.
В очередной раз, у Повелителя Преисподней в комнате заперта женщина, в то время как он тщетно пытается выснить, что с ней делать дальше.
— усмехнулся Торин.
Прежде, чем Аэрон смог ответить, в его голове начали вспыхивать различные образы.
Образы Торина, как он взмахивает клинком, эмоциии поглощают его, он полон решимости.
Клинок опускается..
..и достигает своей цели — пронзает сердце.
а затем выходит обратно — влажный и красный.
Человек, чье сердце пронзили, падает на землю.
Мертвый.
На его запястье татуировка в форме восьмерки, знак бесконечности и символ Ловцов.
Он не причинил вреда Торину, даже не намеревался.
Эти двое просто пересеклись на улице, почти четыреста лет тому назад, когда воин оставил крепость, чтобы наконец быть с женщиной которую любил, но сначала ему на глаза попалось клеймо и он атаковал.
Для Гнева, это действие было неспровоцированным и злонамеренным.
И заслуживало наказания.
Аэрон уже много раз видел именно этот конкретный эпизод, и каждый раз, ему приходилось подавлять в себе желание действовать.
Вот и сейчас так же.
Он реально чувствовал, как его пальцы охватывают рукоять меча и стремительно растет потребность заколоть Торина, также как Торин когда-то заколол Ловца.
Я сделал бы то же самое, он мысленно крикнул демону.
Я уничтожил бы Ловца, неспровоцированно и злонамеренно.
Торин не заслуживает наказания.
Гнев зарычал.
Спокойно.
Рука Аэрона опустилась вдоль тела, ладонь была пуста.
— Демон хочет набросится на меня? — спросил Торин как ни в чем не бывало.
Его друзья знали его слишком хорошо.
— Да, но не беспокойся.
Я держу ублюдка под контролем."
Он подумал, что слышал как демон фыркнул.
Чем больше он отрицал Гнев, тем сильнее росло желание карать — до тех пор пока оно полностью не брало вверх над Аэроном, и он срывался.
И это означало, что если он полетит в город, никто не будет в безопасности, даже незначительные грехи будут караться с абсолютной жестокостью и бессердечием.
Именно эти чудные припадки мести и стали причиной, по которой Аэрон покрыл себя татуировками.
Поскольку он был бессмертным и быстро исцелялся, ему пришлось добавить в чернила сушеную амброзию, чтобы татуировки стали постоянными, и нанесение рисунков было подобно впрыскиванию жидкого огня прямо в вены.
Он имел что-либо против, при этом? Черт, нет.
Каждый раз, когда он видел себя в зеркале, он вспоминал о том, что сделал — и что сделает снова, если не будет осторожен.
Но главное, татуировки убеждали его, что люди, которых он убил, и которые не заслуживали смерти, никогда не будут забыты.
Иногда, это хоть немного облегчало его чувство вины.
И затмевало то неразумное чувство гордости, что он испытывал по поводу силы своего демона.
— …уверен, что у тебя всё под контролем?
— Что? — спросил он, отрываясь от размышлений.
Торин опять усмехнулся.
— Я спросил, уверен ли ты, что контролируешь своего демона.
Ты постоянно моргаешь, и твои глаза пылают красным.
— Я в порядке.
В отличие от Оливии, в его голосе не было абсолютной правды.
Одна только ложь.
— Я верю тебе.
На самом деле.
Ну так..
вернёмся к нашему разговору? — спросил Торин.
На чем они остновились, прежде чем он отвлекся? Ах, да.
— Уверен, что ты пришёл сюда не за тем, чтобы сравнивать меня с нашими обрученными друзьями.