Она долго смотрела на него, затем, пытаясь выиграть время, спросила:
- Фейбур, а почему ты здесь? За что тебя изгнали?
Он вспыхнул, но, помолчав, ответил тихо:
- Меня выгнал из дома отец, это право всех отцов Эриду.
- За что? - спросила Ким. - Почему он это сделал?
- Ясновидящая... - начал было Дальридан.
- Нет, - жестом прервал его Фейбур. - Ты только что назвал нам свою причину. Едва ли это теперь имеет значение. Я отвечу. Я не запятнал ткань Гобелена кровью, всего лишь предательством своего города, а предательство в Эриду считается красной нитью в Гобелене, как и кровь. Проще говоря, произошло вот что. Год назад, на Летних Играх Тад Сироне в Тег Вейрене я увидел и полюбил девушку из северного города Аккаизе за высокими стенами, и она... увидела и полюбила меня тоже. Когда мы снова вернулись в Ларак осенью того года, мой отец объявил мне, кого он выбрал для меня в жены, а я... отказался и назвал причину.
Ким услышала сочувственные возгласы других эриду и поняла, что они не знали, почему Фейбур оказался в горах; и о Дальридане, между прочим, тоже, пока он только что сам не рассказал о совершенных им убийствах. Кодекс гор, догадалась она: здесь не задают вопросов.
Однако она спросила, и Фейбур отвечал ей:
- Когда я это сделал, мой отец надел белые одежды и вышел на площадь Льва в Лараке, и он призвал четырех герольдов в свидетели и проклял меня, изгнал из Эриду, лишив права жить на пространстве до самых гор Карневона и Скеледарака на западе. Это означает, - теперь в его голосе слышалась горечь, - что мой отец спас мне жизнь. То есть в том случае, если ваш маг и король гномов смогут прекратить дождь Ракота. Ты этого не можешь, Ясновидящая, так ты нам сказала. Позволь мне снова задать тебе вопрос: куда ты идешь через горы?
Он ей ответил, поведал свою сокровенную тайну. У нее были причины не отвечать ему, но ни одна не была достаточно веской здесь, где они находились, по сравнению с тем смертоносным дождем, что шел к востоку от них.
- В Кат Миголь, - ответила она и увидела, как горные разбойники замерли и замолчали. Многие машинально сделали охранительный жест против зла.
Даже Дальридан казался потрясенным. Ким увидела, как он побледнел. Он присел перед ней на корточки и несколько секунд набирал в горсть и просеивал сквозь пальцы мелкие камушки. Наконец он сказал:
- Ясновидящая не может быть глупой, поэтому я не скажу ничего из того, что первым просится на язык, но у меня к тебе вопрос.
Он подождал, пока она кивнет, разрешая ему продолжать.
- Как ты можешь пригодиться в этой войне своему Верховному правителю или кому-либо еще, если на тебе будет лежать проклятие крови духов параико?
И снова Ким увидела, как стоящие вокруг люди сделали знак, отводящий беду. Даже Брок с трудом удержался от этого жеста. Она покачала головой.
- Это справедливый вопрос... - начала Ким.
- Выслушай меня, - перебил ее Дальридан, не в силах дождаться ответа. - Проклятие крови - не пустые сказки, я это знаю. Однажды, много лет назад, я охотился на дикого кере к северо-востоку отсюда и так увлекся преследованием добычи, что не заметил, как далеко забрался. Только в сумерках я понял, что нахожусь на границе Кат Миголя. Ясновидящая Бреннина, я уже не молод, но еще не принадлежу к числу тех стариков, которые любят рассказывать сказки у зимнего очага, растягивая правду, словно негодную шерстяную нить. Я побывал там и могу сказать тебе, что проклятие существует, оно действует на всех, кто попадает в это место, навлекает беду, приносит смерть, душа теряется во времени. Это правда, Ясновидящая, а не сказка. Я сам ощутил это там, на границе Кат Миголя.
Ким понурилась.
"Спаси нас", - услышала она. Руана. Она открыла глаза и сказала:
- Я знаю, что это не сказка. Проклятие существует. Но не думаю, что оно такое, каким его себе представляют.
- Не думаешь, Ясновидящая, или знаешь точно?
Знает ли она? Не знает, это правда. Знание о древних великанах уходило так далеко в глубину времен, было недоступно ни Исанне, ни Лорину, ни жрицам Даны. Недоступно даже гномам и светлым альвам. Все, чем владела она, - это лишь собственный опыт: она приобрела его тогда в Гуин Истрат, когда совершала то ужасное путешествие в глубину замыслов Разрушителя, под защитой магии своих друзей.
И когда она ушла слишком далеко, потеряла с ними связь и погибала, сгорая, тогда пришел кто-то другой, из глубин Тьмы, и защитил ее. Тот, другой разум назвал себя Руаной из рода параико в Кат Миголе и умолял о помощи. Они были живы, они еще не умерли, не стали призраками. Вот что она знала, и больше ничего.
Сейчас Ким покачала головой, глядя в тревожные глаза человека, называющего себя Дальриданом.
- Нет, - ответила она. - Я ничего точно не знаю, кроме одной вещи, о которой сказать тебе не могу, и еще одной, о которой я могу сказать.
Он ждал.
- Мне надо отдать долг.
- В Кат Миголе? - В его голосе прозвучала настоящая боль. Она кивнула. - Свой личный долг? - спросил он, пытаясь осознать это.
Она задумалась над этим: подумала о Котле, который обнаружила с помощью Руаны, о его изображении, которое подсказало Лорину, откуда приходит зима. А теперь смертоносный дождь.
- Не только мой, - сказала она. Он вздохнул. Казалось, напряжение его несколько спало.
- Хорошо. Ты говоришь, как шаманы на Равнине. Я верю, что ты та, кем себя называешь. Если нам суждено умереть через несколько дней или несколько часов, то мне бы хотелось умереть, помогая Свету, а не наоборот. Я знаю, что у тебя есть проводник, но я уже десять лет живу в горах и побывал у границы тех мест, куда ты идешь. Ты позволишь изгнаннику сопровождать тебя на этом последнем отрезке твоего пути?
Больше всего ее тронула неуверенность, прозвучавшая в его голосе. А ведь он только что спас их, рискуя собственной жизнью.
- Ты знаешь, во что ввязываешься? Ты... - Она замолчала, осознав иронию. Никто из них не знал, во что ввязывается, но его предложение было сделано добровольно и благородно. В кои-то веки ей не пришлось призывать на помощь, ее не принуждала та сила, которую она носила в себе. Ким замигала, чтобы сдержать слезы.
- Почту за честь, - сказала она. - Мы оба почтем за честь. - И услышала, как Брок что-то одобрительно пробормотал.
Чья-то тень упала на камни перед ней. Все трое подняли головы.