— Рад! — закричал Ромка. — Ты прячешься? А мы видим.
— Рад приехал! — обрадовалась Ева.
Рад медленно встал с колен.
— Кто у вас был? — спросил он.
— Никого, — сказала Ева.
И Ромка замотал головой: мол, никого не было.
— Вы хорошо помните? Не забегала в дом большая рыжая собака?
— Большая рыжая собака? — засмеялся Ромка. — Она кусается?
— Кусается, ещё как!
Ева подошла к столу и спросила Рада:
— Ты ел мясо?
Рад покачал головой.
— Значит, Ромка съел, пока я спала. У него теперь заболит живот.
— Не ел я твоего мяса! — сердито отозвался младший брат.
— Кто же съел мясо? — спросил Рад.
Все трое переглянулись.
— Может быть, коза? — высказал предположение Ромка.
Рад покосился на след, отпечатанный на чистых половицах.
— Пошли доить козу, — скомандовал он, и сразу все забыли про рыжую собаку и про съеденное мясо.
Все вышли во двор и занялись своим делом. Ева стала снимать с лошади седло, а Рад и Ромка принялись доить козу. Под белыми острыми струйками молока весело зазвенел подойник. Ромка держал козу за ошейник, а доил её Рад. За плечом у него висело ружьё.
Лесника все называли Дедом, хотя он был молодым. Эта кличка пришла с ним с черноморского флота, где он проходил срочную службу. За рассудительность, немногословность и удивительное покровительство молодёжи моряки прозвали его «Салажий дед». «Салажий» — слово чисто флотское, осталось на флоте, а «Дед» сохранилось, выжило в диких горных лесах. Дедом звали лесника товарищи по работе, пограничники, районное начальство. Рад — младший брат Марии, жены лесника, — тоже звал его Дедом.
Лесник был среднего роста, плечист, с сильно натруженными большими руками, на которых проступали голубоватые вены. Голова у Деда была брита, а брови походили на ржаные колоски. Из-под этих колосков, откуда-то из глубины, смотрели светлые глаза.
Он приехал в этот день из города, когда дети уже спали. И был немало удивлён, когда Рад встретил его с ружьём в руке.
— Что стряслось? — спросил Дед, кивая на ружьё.
— Ты ничего не слышал? — осторожно поинтересовался Рад.
— Нет, — ответил лесник, — я был в больнице у Марии. Ей полегче. Через недельку вернётся. Почему ты с ружьём?
— Границу перешёл лев. Ты ничего не знаешь?
Дед не заволновался и, как показалось Раду, даже не придал значения его словам.
— На моём веку таких случаев было немало. Но ни одного льва, ни живого, ни мёртвого, я в наших лесах не видал.
Рад ничего не сказал. Он повёл Деда в дом. Дети спали. Рад взял со стола лампу и поставил её на пол.
— Что за шутки? — устало спросил лесник.
— Следы зверей хорошо различаешь? Тогда смотри!
Дед наклонился над чистой половицей и увидел отпечаток львиной лапы.
— Значит, это не брехня?.. Он… был здесь, — после некоторого раздумья сказал Дед.
— Дети спали.
Дед вскочил на ноги с пола. Рад поднял лампу.
— Он же мог разорвать их в клочья! — воскликнул лесник.
— Он не съел даже козу.
— Значит, был сыт, — определил Дед.
— У базальтовой стены он зарезал косулю. Козлёночек бегает.
— Опасный зверь. Закрывай окна. Будем занимать круговую оборону. Завтра надо думать, как порешить хищника.
— Дед! — весело воскликнул Рад. — Неужели мы с тобой убьём льва? Это же здорово!
Он подошёл к лесничему.
— Ещё не известно, кто кого. Со львом шутки плохи… — сдержанно сказал Дед. — На день отлучишься с кордона — и вот тебе… лев появился!
— Никогда не думал, что доведётся охотиться на льва! — воскликнул Рад.
То, что тревожило и огорчало Деда, радовало юношу. Он возбуждённо ходил по дому, и глаза его горели нетерпением.
— Ты даже не спросишь о Марии, — с упрёком сказал Дед. — Она тебе кланяется. Скоро привезу её на кордон.
— Это хорошо, — отозвался Рад, но мысли его были далеки от сестры, которая поправляется и скоро вернётся на кордон. — Я пошёл на сеновал. А ты запирайся.
С этими словами Рад снял со стены ружьё и направился к двери.
Рад вышел на крыльцо и некоторое время прислушивался к звукам ночи. Где-то в горах жалобно закричала какая-то потревоженная птица. Трещали древесные лягушки. Совсем близко с шорохом пролетела невидимая летучая мышь.
Рад зашагал к лестнице, ведущей на чердак. Быстро залез наверх. И нырнул в низкую дверку сеновала. Он очутился в зыбких сухих волнах, которые пружинили под его ногами и издавали ни с чем не сравнимый, пьянящий аромат горных трав. Рад нырнул в это сенное море. И как бы поплыл на спине, заложив руки за голову. Потом он сел, зажёг электрический фонарь и стал писать письмо.