Эти слова подействовали на незнакомца. Он вдруг выпустил Рада.
— Чёрт с тобой! Лезь в пасть ко льву. Мне-то что! Я хотел как лучше!
— «Как лучше»! — пробормотал Рад, потирая шею.
— Ты что, дрессировал его? — поинтересовался парень в майке.
— Я не дрессировщик. Он спас меня, а я помогал ему в горах…
— Дела! — Парень покачал головой и пошёл прочь. Когда он оглянулся, Рад был уже в клетке со львом.
В это время в глубине коридора послышался нарастающий гул. Это по зову своего носастого предводителя бежали цирковые мальчики группы Брагама. Увидев Рада рядом со львом, мальчики замерли на почтительном расстоянии. Впереди был Малыш с тоненькой шеей и большими круглыми ушами. От любопытства и удивления его шея стала как бы длиннее, а уши ещё больше оттопырились. С ним рядом стоял крепкий парень с чёрными вьющимися волосами, по прозвищу Унтерман, что на цирковом языке означает — стоящий в основании пирамиды.
Мальчики молчали и переглядывались. Они ждали, что будет дальше.
А дальше Рад и лев вышли из клетки и Рад сказал:
— Ребята, вы должны мне помочь увести льва. Это мой лев. Честное слово! Его нельзя дрессировать, как нельзя дрессировать человека. Понимаете?
— Понимаем, — за всех ответил Малыш. — Если надо, мы тебе поможем. Почему же не помочь!
— Мы тебе поможем, — сказал Гоша, — только не сейчас. Приходи вечером на представление. После нашего выхода мы тебе поможем.
— Я приду — пообещал Рад и, повернувшись к Кингу, сказал: — Тебе придётся подождать до вечера. Слышишь, Кинг, надо подождать!
Кинг вздохнул и медленно зашагал к своему временному прибежищу.
Цирковые мальчики удивлённо переглянулись.
Рад лежал на койке с открытыми глазами и ждал вечера. В интернатской спальне было четыре койки. Три пустовали. Их владельцы ещё не вернулись в город. Они были в пути. Рад лежал и сочинял письмо на кордон. У него была привычка сперва сочинить письмо, потом написать.
«Дорогие Мария, Дед и ребята! У меня большая радость. Я нашёл Книга. Он, оказывается, жив. Его привезли в цирк. Но в цирке ему делать нечего. Я его оттуда заберу. Чувствую я себя хорошо. Завтра начинаются занятия…»
В это время дверь в спальню открылась, и вошёл Севрик — длинный рыжий мальчик. Такой худой и бледный, словно у него не было ни каникул, ни лета и вернулся он из какого-то дождливого, скучного края.
— Здравствуй, Рад! Ты приехал?
— Приехал, Севрик.
— Я проболел всё лето, — пожаловался Севрик. — А ты?
— Немного болел. Ложись, отдохни.
— Я лягу, — согласился худой рыжий мальчик, опускаясь на свою кровать. — Завтра учиться. Ты что вечером делаешь?
— Иду в цирк, — не сразу ответил Рад. — А ты?
— Никуда не иду. Мне подстричься надо.
— Подстригись. Обязательно подстригись, Севрик.
— Может быть, и ты подстрижёшься? — предложил рыжий мальчик.
— Понимаешь, я же иду в цирк.
— Ты идёшь в цирк… У тебя один билет?
Рад поднялся с постели.
— У меня два билета, — сказал он. — Но я иду не один…
Севрик понимающе закивал головой.
— Если я буду спать, не зажигай света, — попросил он.
— Я не зажгу света. Спи спокойно, — сказал Рад и зашагал к двери. — Спи крепко и не бойся. Ничего не бойся.
Болезненный мальчик проводил Рада удивлёнными глазами.
— Чего не бойся? — спросил он, но дверь за Радом уже закрылась. — Не пойду я в парикмахерскую! Никуда я не пойду. Я спать хочу…
Ему не с кем было разговаривать, и он разговаривал сам с собой:
— Чего не бойся?..
Вечером Рад сидел на самой верхотуре под куполом цирка, где были установлены софиты, освещающие арену. От них, как от печки, тянуло жаром, внутри что-то шипело, словно готовилось закипеть. В щели кожухов были видны фиолетовые вспышки — там оживали и гасли какие-то беззвучные молнии.
Возле софитов хлопотал осветитель — парень в белой майке. Работа была жаркая, только в майке и работать! Он включал то один софит, то все сразу. Иногда перед софитом запускал круг с разноцветными стёклами, и тогда луч менял свой цвет. И всё вокруг меняло цвет.
В полумраке купола поблёскивали какие-то странные аппараты, при помощи которых артисты цирка на большой высоте совершают полёты и делают различные рискованные трюки. Здесь покачивались трапеции и брали начало верёвочные лестницы.
С этой высоты арена казалась блюдечком с красной каёмкой. На блюдечке шло представление.
Вот появились два клоуна — толстый и тонкий. Они изображали боксёров. Огромными перчатками «боксёры» наносили друг другу удары, при этом раздавался то звон разбитого стекла, то удар колокола, то выстрел из ружья, то грохот молота по наковальне.