Валерик был человек гордый и просить не умел. Поэтому он только сказал:
— Я тоже так могу.
Ребята ему не ответили, и мальчик повторил, насупив брови:
— Я тоже могу написать «восемь»!
— Брысь, шпингалет! — презрительно бросил Витька.
Валерик обиделся. «Шпингалет» — это звучало очень противно и оскорбительно, и надо было ответить. Валерка смело шагнул вперед:
— Сам уходи! Это что, твой лед?
— Кому сказано — брысь?! — Витя грозно двинулся на Валерика.
В ссору вмешался Дима. Он легонько, заговорщически подтолкнул Витю локтем и сказал малышу:
— Восьмерку — это всякий сумеет! А вот ты с горы по льду съедешь?
Если по правде, то Валерику даже стоять на коньках было не больно-то легко, не то что выписывать восьмерки или тем более съезжать с горы. Но признаться в этом он не мог. И потому сказал, сделав еще шаг:
— Если хочешь знать, я могу съехать с самой высокой горы на свете. Ясно?
— Тут Родос, тут прыгай!
— Какой Родос? — удивился малыш, твердо знавший, что их улица называется совсем иначе.
— Это такая поговорка, шпингалет, — снисходительно сказал Димка, не объясняя, что он сам услышал эту поговорку только вчера от брата и так же спросил: «Какой Родост?» — Это значит: не хвастайся, а показывай, что умеешь! Так говорили древние греки.
О греках Валерик расспрашивать не стал. Он решался на смелый поступок, и это было очень трудно.
Мальчик не знал, что даже взрослым трудно решаться на смелый поступок, а ему не исполнилось еще и семи, плечи у него были узенькие, уши торчали из-под меховой шапки розовые, как промокашка, а ноги еще не совсем твердо стояли на коньках.
И все же Валерик решился:
— Пошли к цирку, там есть гора, и я съеду вниз.
— Ха-ха!
— Не верите? Хотите… хотите, поспорим? Не съеду — отдам ножик с двумя лезвиями!
Димке совсем не хотелось идти к цирку, где большая гора. Он собирался домой — дома лежала модель планера, над которой еще надо было работать, и недочитанная книга о Робинзоне Крузо, и нерешенная задача по арифметике.
Но, подмигнув Вите, он согласился.
— Пошли! Только… знаешь, ты иди вперед, а мы с Витькой придем позже. Мне надо кое-что сделать. Ну, согласен? Тогда катись!
Валерик пошел, коньки звякали о тротуарные плиты. Может быть, если бы на тротуаре лежал снег, идти было бы легче, но снег сгребли в высокие горки у самой мостовой, туда подъезжала машина, сама забирала снег и ехала дальше. Сегодня Валерик не обращал внимания на эту интересную машину: он думал только, как ступать, чтобы ноги не подвертывались и не цеплялись одна за другую.
Самое страшное было впереди: скользкая, крутая гора. С нее вихрем слетали ребятишки на санках, на коньках, на портфелях и прямо на подошвах, и всем это удавалось совсем легко.
— С дороги, куриные ноги! — крикнули малышу сбоку, когда он взбирался на гору.
Наконец Валерик решился: он изо всей силы зажмурился и оттолкнулся ногами от земли, словно прыгал с вышки в ледяную воду…
Димка как раз дочитал книгу до того места, где Робинзон заметил на песке таинственные следы, когда в дверь постучали. Димка краем уха уловил чей-то встревоженный голос, и потом мама спросила:
— Дима, ты случайно не знаешь, где Валерик? Мать его пришла с работы, ищет везде…
Сперва он не понял и, все еще думая о таинственных следах на песке, спросил:
— Разве его нет дома? Мы же давно…
И вдруг Димка почувствовал, как щеки у него вспыхнули. Он проглотил слюну и сказал:
— Не-не знаю. Я-a не знаю.
Вошла Валеркина мама, встревоженно покачала головой:
— И Витя не знает. Куда ж он мог подеваться? Беда мне с ним!
Обе матери еще торопливо, взволнованно поговорили в коридоре, потом дверь закрылась, громко щелкнул замок. Димка посмотрел в окно — начинало уже темнеть, переулок затянуло серым туманом. Димкины щеки снова будто ошпарили кипятком. Он бросился в коридор, наспех разыскивая шапку, и, не застегнув пальто, крикнул уже с лестницы:
— Я сейчас, мам! Я к Вите!
Дима во весь дух бежал по улице к цирку, туда, где была «самая высокая гора на свете». «Ну кто же знал, что он и вправду туда пойдет! Я думал, убежит домой и носа не высунет. Вот шпингалет…»