То есть тот самый керосин для сухой соломы, о котором уже упоминалось выше.
Третий фактор: «самого Локотя».
Дело в том, что Локоть сам по себе поселок уникальный. Он не просто своего рода советский «городок- наукоград» образца тридцатых-сороковых годов XX века, в котором располагались целых три (а то и четыре) техникума. Имеющий развитую промышленность в виде спиртзавода и химкомбината, большого конного завода, лесопильного комбината, механических мастерских. А также различные предприятия и учреждения инфраструктуры: театр (Дом культуры), кинотеатр, столовые, больницу, школы, детсады, ясли. Здесь были расположены различные районные партийные и советские структуры власти: райкомы партии, НКВД и НКГБ, райисполком, райплан, РОНО, райздравотдел и прочие райотделы. Поселок, насыщенный интересными студентами интересных дисциплин. А также и множеством не менее интересных преподавателей определенных взглядов из бывших ссыльных и прочих «ущемленных» и «ограниченных в правах».
Локоть — город особенный еще и по другой причине. И не только еще и потому, что там располагался и располагается по сей день знаменитый на всю Россию конный завод. Где выводили (и выводят до сих пор) элитных орловских рысаков особой, локотьской, ветви.
Локоть резко отличался от всех других подобных поселков Российской глубинки еще и вот чем. До революции он принадлежал царской фамилии — здесь было имение Великого Князя Михаила Александровича. Правда, господский двор с дворцом и само поместье были, вообще-то, не здесь, а по соседству, в Брасове, отстоящем от Локотя на 1 —2 километра. Там-то, в Брасове, и проживала время от времени вместе со своим неофициальным мужем царской крови морганатическая супруга Великого князя Михаила Александровича графиня Брасова. Кстати, титул графини Брасовой ей был присвоен императором и самодержцем Всероссийским Николаем II именно по названию расположенного на этих землях имения Великого Князя Бра- сово.
В Локоте был только охотничий домик Великого князя да конезавод с ипподромом, где Великий князь разводил породистых рысаков. Так что гордые локоть- цы также полноправно считали себя «дворовыми», а не «крепостными».
А испокон веков так на Руси повелось, что «дворовые», «господские», крестьяне были на уровень выше по своему складу, развитию, достатку, образованности, чем остальные крестьяне, «крепостные» или, как еще их называли, «деревенские». Выше тем, что, соприкасаясь ежедневно с «барами», «господами», дворянами, аристократией, обслуживая их, они многое хорошее перенимали от них. Многое хорошее им прививали и сами «господа». Да и обязанности «дворовых» были не в пример легче, чем обязанности остальных крестьян: «черных», «тягловых», «деревенских», «крепостных». А жизнь — сытнее. В этом же случае жители Локотя были не только издавна «дворовыми», «господскими», но и самой «царской фамилии» принадлежали! Получается, вроде и не «крепостными» они были, а «государственными». И не просто «государственными», а бери выше, гораздо выше, несравненно выше — «царскими», «императорскими»!
Поэтому подавляющее количество крестьянских хозяйств в Локоте было крепкими, «справными», а сами они были, по определению Ульянова/Ленина, «типичными мелкими хозяйчиками и сельскими буржуа». Поэтому и подавляющее количество крестьянского населения Локотьской округи, вследствие своей «справно- сти» и хорошей жизни при Государе Императоре, вследствие своей развитости, образованности, никогда не питало к свергнувшей Батюшку-Царя власти «рабочих» и «крестьян», к «товарищам» никакого пиетета и уважения. Наоборот, эта самая растреклятая власть лишила местное население законной гордости от ощущения общности своей с самой царской фамилией, гордости от осознания почетной своей миссии — прямого служения «батюшке-царю», «инпиратору». Лишила законной гордости от того, что каждый из них мог бы сказать: «Я вон энтими самыми своими глазами батюшку государя-импиратыря, вон, ну, как тебя, в такой вот близости — видел!»