Так что в Локоте, автор книги совершенно уверен в этом, в течение длительного времени действовала мощная разветвленная подпольная антисоветская организация. Имевшая связи далеко за пределами не только Брянщины и Брянского леса, но и Орловщины. Именно поэтому сюда постепенно и в течение целого ряда лет стягивались антисоветские элементы. Оседали в Локоте и других населенных пунктах округи. Понемногу занимали более-менее ответственные места. Благо почти все они были интеллигенты, люди с высшим образованием. Достаточно только вспомнить, когда прибыли в Локоть сами Воскобойник и Каминский: первый — в самом начале 1938 г., второй — вообще в 1940 г. То есть как минимум три с половиной года, с начала 1938-го по лето 1941 г., в Локоть стягивались антисоветчики всех мастей и видов.
" Это подтверждается также и самими коммунистическими руководителями Орловщины. Так, известна оценка, данная Первым секретарем Орловского обкома ВКП(б), старшим майором госбезопасности (т.е. гэбистским генералом) Матвеевым. В своей докладной записке в Москву он отмечает, что в первые месяцы войны в область буквально как магнитом стало тянуть огромное количество ранее раскулаченных и высланных на Север людей. Все они, согласно Матвееву, «уже присматривались к бывшей своей собственности, прикидывая, во сколько обойдется ремонт жилого дома, каким образом использовать «свою» землю, выгодно ли восстановить мельницу и т.д.». Причем делали это открыто, не таясь. Далее гэбистский генерал и по совместительству руководитель орловских коммунистов Матвеев фактически подтверждает версию о существовании антисоветского подполья на Локотыцине, заявляя, что «по сравнению с соседними районами Брасов- ский район дал из числа партийно-советского актива относительно меньший процент партизан и значительно больший — предателей». (РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д 913. Л. 69-70.)
То есть тот самый керосин для сухой соломы, о котором уже упоминалось выше.
Третий фактор: «самого Локотя».
Дело в том, что Локоть сам по себе поселок уникальный. Он не просто своего рода советский «городок- наукоград» образца тридцатых-сороковых годов XX века, в котором располагались целых три (а то и четыре) техникума. Имеющий развитую промышленность в виде спиртзавода и химкомбината, большого конного завода, лесопильного комбината, механических мастерских. А также различные предприятия и учреждения инфраструктуры: театр (Дом культуры), кинотеатр, столовые, больницу, школы, детсады, ясли. Здесь были расположены различные районные партийные и советские структуры власти: райкомы партии, НКВД и НКГБ, райисполком, райплан, РОНО, райздравотдел и прочие райотделы. Поселок, насыщенный интересными студентами интересных дисциплин. А также и множеством не менее интересных преподавателей определенных взглядов из бывших ссыльных и прочих «ущемленных» и «ограниченных в правах».
Локоть — город особенный еще и по другой причине. И не только еще и потому, что там располагался и располагается по сей день знаменитый на всю Россию конный завод. Где выводили (и выводят до сих пор) элитных орловских рысаков особой, локотьской, ветви.
Локоть резко отличался от всех других подобных поселков Российской глубинки еще и вот чем. До революции он принадлежал царской фамилии — здесь было имение Великого Князя Михаила Александровича. Правда, господский двор с дворцом и само поместье были, вообще-то, не здесь, а по соседству, в Брасове, отстоящем от Локотя на 1 —2 километра. Там-то, в Брасове, и проживала время от времени вместе со своим неофициальным мужем царской крови морганатическая супруга Великого князя Михаила Александровича графиня Брасова. Кстати, титул графини Брасовой ей был присвоен императором и самодержцем Всероссийским Николаем II именно по названию расположенного на этих землях имения Великого Князя Бра- сово.
В Локоте был только охотничий домик Великого князя да конезавод с ипподромом, где Великий князь разводил породистых рысаков. Так что гордые локоть- цы также полноправно считали себя «дворовыми», а не «крепостными».
А испокон веков так на Руси повелось, что «дворовые», «господские», крестьяне были на уровень выше по своему складу, развитию, достатку, образованности, чем остальные крестьяне, «крепостные» или, как еще их называли, «деревенские». Выше тем, что, соприкасаясь ежедневно с «барами», «господами», дворянами, аристократией, обслуживая их, они многое хорошее перенимали от них. Многое хорошее им прививали и сами «господа». Да и обязанности «дворовых» были не в пример легче, чем обязанности остальных крестьян: «черных», «тягловых», «деревенских», «крепостных». А жизнь — сытнее. В этом же случае жители Локотя были не только издавна «дворовыми», «господскими», но и самой «царской фамилии» принадлежали! Получается, вроде и не «крепостными» они были, а «государственными». И не просто «государственными», а бери выше, гораздо выше, несравненно выше — «царскими», «императорскими»!
Поэтому подавляющее количество крестьянских хозяйств в Локоте было крепкими, «справными», а сами они были, по определению Ульянова/Ленина, «типичными мелкими хозяйчиками и сельскими буржуа». Поэтому и подавляющее количество крестьянского населения Локотьской округи, вследствие своей «справно- сти» и хорошей жизни при Государе Императоре, вследствие своей развитости, образованности, никогда не питало к свергнувшей Батюшку-Царя власти «рабочих» и «крестьян», к «товарищам» никакого пиетета и уважения. Наоборот, эта самая растреклятая власть лишила местное население законной гордости от ощущения общности своей с самой царской фамилией, гордости от осознания почетной своей миссии — прямого служения «батюшке-царю», «инпиратору». Лишила законной гордости от того, что каждый из них мог бы сказать: «Я вон энтими самыми своими глазами батюшку государя-импиратыря, вон, ну, как тебя, в такой вот близости — видел!»
При этом крестьяне относились к своим «господам», представителям царской фамилии, трогательно, если не сказать, трепетно. Достаточно упомянуть тот факт, что «в период революции 1905—1907 гг., когда редкое имение избежало крестьянских погромов, на локот- ских землях не было зафиксировано ни одного случая поджогов или разграблений великокняжеского имущества». Более того, когда уже после пресловутого «Октября» озверелые от грабежей крестьяне соседних волостей решились грабануть пока еще целенькое имение, оставшееся чуть ли не единственно неразграбленным во всей округе, локотьчане дали им решительный отпор. <<9 января 1918 года жители Брасова и Локтя узнали о том, что из-за Неруссы идут погромщики из трех волостей, чтобы грабить великокняжеский дворец. Крестьяне, в том числе старики, женщины и даже подростки, вооружившись вилами и топорами, съезжались в Локоть, чтобы грудью отразить нападение. Когда погромщики узнали о противостоящих им силах защитников имения, они, не решаясь мериться слоко- тянами силами, остановились на опушке Георгиевской рощи недалеко от спиртзавода. Затем были вынуждены разойтись по своим деревням, пригрозив, что в следующий раз придут снова, но уже всем уездом, однако свою угрозу не исполнили(И. Ермолов. История Ло- котского Округа и Русской Освободительной Народной Армии». ИПЖ «История русской провинции», № 41. С. 16).
...Не любили локотьчане в подавляющей массе своей советских «товарищей»! И спустя двадцать пять лет со дня «Октября» не любили. Не зря еще в конце сентября 1941 г., когда местные советские и партийные власти, так называемый «советский и партийный актив», обильным потоком потянулись из Локотя на восток, убегая в эвакуацию, вслед им со стороны местных жителей понеслись отнюдь не выражения сочувствия и сожаления. Как писал в своей докладной записке, уже упоминавшейся выше, руководитель орловских коммунистов и энкавэдэшников старший майор госбезопасности и Первый секретарь Орловского обкома ВКП(б) Матвеев, эвакуируемые семьи партийного и советского актива провожались «под свист и недвусмысленные угрозы со стороны распоясавшейся антисоветчины, а часть сотрудников учреждений упорно избегала под различными предлогами эвакуации». (РГАСПИ. Ф. 69. On. 1. Д. 913. Л. 69-70.)