Склонившись к Кристине, Санта обвил руками ее шею.
— Значит, я умираю от голода.
— О, Боже! — Санта в отчаянии ударил себя по лбу. — Настоящий небожитель — все соображал, как мне раздобыть прорву этих цветов и завалить тебя ими с ног до головы! А покормить забыл.
Санта дернул кисточку звонка. В дверях появился лучащийся радостью от сопричастности к случившемуся Луиджи.
— Мы благодарим тебя, изобретательный друг и величайший артист, за труднейшую роль в нашем спектакле. А теперь покорми-ка хозяев хорошенько и не говори, что все самое вкусное съедено гостями.
Прикатив две тележки, заваленные всевозможной живописной снедью, официанты удалились, и дворецкий торжественно протянул Санте серебряный поднос с бланком телеграммы.
— Самое сложное, графиня, — обратился он к Кристине, — состояло в том, чтобы повернуть время вспять. Ведь гиацинты отцвели месяц назад! А луковицы нуждаются в долгой спячке.
— Знаю, знаю, — кивнула с набитым ртом графиня. — Мне приходилось выращивать эти цветы.
— Извини, тебе послание, дорогая. — Санта передал телеграмму Кристине. — Здесь, кажется, шифровка.
Русские слова, написанные латинскими буквами, выглядели невероятно: «Поздравляем бракосочетанием, желаем счастья мама бабушка Фил». Кристина недоуменно посмотрела на Санту, повторив по-итальянски «мама, бабушка, Фил»…
— Удивительно все сработало! Я предупредил их о свадьбе неделю назад. Послал привет от нас. Жаль, я еще не знал, что стану графом, и не смог блеснуть подписью… Ведь они были далеко не в восторге от моего московского вида… Я не злопамятный — о всех вспомнил. Перевести помогла Рокси — она славист и дизайнер. А по национальности — сербка. И еще, вот что, детка, осенью мы ждем твоих родных к себе в гости, ведь правда?
Кристина обняла Санту, оттолкнув разъехавшиеся столики, они упали на кровать. В то же мгновение раздался оглушительный треск— в небо взвились фейерверки. Радужное сияние заполнило комнату, хороводы пестрых теней плясали по стенам, а огненный праздник не прекращался — стрелами взмывали в небо ракеты, рассыпаясь в воздухе фонтанами искр, бешено вращались над парком гигантские пылающие колеса, что-то рвалось и трещало, разбрасывая снопы разноцветных огней. Залп следовал за залпом, освещая окрестности — сонные холмы, спускающиеся к морю. И, наверно, мириады драгоценных искр плясали на тихих адриатических волнах…
— Долой, долой именитые кружева! Оставим в свидетелях только «принца». Ты так украшаешь его, детка! — Нетерпеливо сорвав одежду, Санта любовался распростертой перед ним женщиной.
Длинные шелковистые пряди разметаны по атласному покрывалу, глаза на бледном лице загадочно чернеют, а в алмазной капле, притаившейся между налившимися грудями, вспыхивают радужные отсветы фейерверков. Санта прильнул к ней губами и согревал до тех пор, пока камень не стал теплым, слившись в единое целое с разгоряченными телами…
… — Ты так осторожничал, милый. Будто обнимал хрустальную вазу, — заметила Кристина, когда Санта удовлетворенно прильнул к ее плечу.
— Я боюсь за нашего малыша. Все это время мне казалось, что с тобой что-то неладно. Доктор успокоил меня, но все же…
— Все же он рекомендовал быть осторожным и ты не решался проникнуть с дурными намерениями в мою девичью спальню?
— Если бы ты знала, чего мне это стоило! Я и не предполагал, что сумею быть таким сдержанным. Но порой становилось просто невмоготу — ты была рядом, но… Я старался не смотреть на тебя, потому что заводился от одного взгляда. От этого злился и, наверно, вел себя глупо.
— Я думала, что совсем безразлична тебе.
— Ты дивная, детка. Ты — волшебство, погибель. А я — страстный южный дикарь, измученный воздержанием… Но мы ведь наверстаем свое, правда? Когда эта кроха будет спать у себя в колыбельке. — Целуя живот Кристины, Санта вдруг прижался к нему щекой:
— Что это, слышишь? Смотри, смотри, он шевелится! Держи здесь, это, кажется, пятка… Он двинул меня прямо в нос!
— Значит, через восемнадцать недель мы станем мамой и папой. — Кристина крепко сжала щеки Санты и притянула его к себе. — Отвечайте, граф делла Форте, вам непременно нужен сын?
— Ну конечно! Но он не обязательно должен быть первым. Мальчишка или девочка — наш первенец будет очень любимым ребенком — вот это я знаю точно. И еще то, что он совершенно определенно не будет последним.
— А я знаю точно еще одно: кто бы это ни был — сын или дочь, мы назовем его Рома. — Кристина поцеловала тянущиеся к ней губы и мечтательно выдохнула: — Рим, конечно, Рим!