— Ведь у меня еще не было русских. Китаянки, негритянки, филиппинки, одна эскимоска… А с русскими — пробел, — объяснил он, закуривая в то время, как Кристина, испытав только что неведомый ранее восторг, изнемогала от любви и нежности к этому великолепному, единственному мужчине.
— Теперь — полный этнографический набор. — Элмер провел рукой по обнаженному телу девушки, окидывая его довольным взглядом.
— И как? Что-нибудь новое? — еле нашла в себе силы шутить Кристина.
Хотелось рассказать ему о своем первом ухажере, по существу, изнасиловавшем ее на холодной дачной веранде, об Эдике и о том, как мечтала она всю свою девичью жизнь о таком свидании. О любви с лучшим мужчиной на свете. Только вот слово «любовь» не имело к этой истории с Вествудом никакого отношения.
— Тебя интересуют мои впечатления? Может, ты тоже начнешь вести журнал отзывов? — Элмер прищурился, глядя на цветные блики, пляшущие на потолке от световой установки, работающей в унисон с музыкальным центром. Звучал тихий блюз, и редкие всхлипы саксофона взрывались оранжевыми звездами в лиловом дрожащем сумраке.
— Хорошо: отзыв генерала интимных баталий о сексуальной партнерше из России. Кристина Ларина проявила себя в интимной близости как отзывчивая, нежная, но сдержанная партнерша. Синьор Вествуд далеко не убежден, что сумел извлечь из этого инструмента наслаждений всю гамму страстей… А в общем, знаешь — национальные особенности, исключая внешние различия, не играют в этом деле ведущего значения. Конечно, темперамент, изысканность, изощренность — как-то связаны с расой, но это — в массе. Индивидуальности попадаются самые разные. Однажды у меня была очень крупная, жаркая, потная, но, увы, холодная негритянка. Она, конечно, вопила что есть мочи и дрыгала тяжеловесным задом… Но меня трудно провести… А был и противоположный случай. За мной как тень ходила бледненькая француженка-студентка, проходившая на студии стажировку звукооператора. Ножки тоненькие, как у воробья, глаза опущены от смущения, а губы бескровные, совсем без помады… У нас была какая-то крупная коллективная пьянка — юбилей выхода в эфир программы, что ли. Эта крошка, кажется, ее звали Сьюзи, привела меня в звукомонтажную студию показать какой-то новый клип.
Темнота, полно пультов, приборов, ящиков, столов. Она тянет меня куда-то и, вдруг взвизгнув: «Мышь!» — прижимается ко мне. Голая, абсолютно голая… Боже, что мы творили! Устроили настоящий погром, и я буквально валился с ног от изнеможения, а эта чертовка преследовала меня, седлая, как жеребца, или сама превращалась в пантеру… Гибкая, хищная… Уфф! Мы не расставались потом два месяца. Слава Господу, что ей надо было уезжать домой, а то я, возможно, не дожил бы до этого дня. Похудел на пятнадцать килограммов, шатался. Пришлось взять творческий отпуск.
Кристина притихла, почувствовав в рассказе Элмера восхищение и явный упрек. Увы, ей было далеко до Сьюзи.
— Ты северная красавица. Тебе необходим рядом пылающий вулкан, чтобы растапливать льды. Как арап Пушкин со своей Натали. — Элмер ободряюще поцеловал ее в пупок. — Я бы не прочь продолжить. Но мне сегодня предстоит поработать с Джузи Ковачеком. Это он на вид звезда и разбитной парень. А на деле — зануда и жмот. — Элмер удалился в ванную. — Кофе и все необходимое на кухне. Покопайся в холодильнике, — крикнул он сквозь шум воды.
…Кристина глубоко вдохнула утренний воздух и вошла в холл своего отеля, сознавая, что выглядит чересчур уставшей и нарядной для столь раннего часа.
— Доброе утро, синьорина! — Портье на секунду задержал в руке ключ и, кажется, даже чуть-чуть подмигнул. Ясно, откуда возвращаются утром измотанные девицы с тенями вокруг сонных глаз.
Вскоре она попала на студию Вествуда, где было отснято большое интервью с русской девушкой, сделавшей блестящую карьеру фотомодели в Риме. Элмер вел себя как ни в чем не бывало — ни намека на случившееся, ни попытки продолжить роман. А может, он действительно уже забыл ту ночь, перевернувшую жизнь Кристины?
— Не пугайся, из всего отснятого сегодня останется сюжет минут на пять. Это на самом деле не мало. И ого-го-го сколько звездочек мечтают хотя бы о минуте в моей передаче, — сказал он Кристине.
— Значит, я уже достаточно заметная величина, чтобы расписаться в твоей книге?
— В какой? — удивился Вествуд и вдруг расхохотался: — Глупышка, ты неисправимая глупышка. Я просто по-шу-тил.
— Жаль, — серьезно заметила Кристина, протягивая руку на прощание. — Я бы написала: «Моему первому любовнику, который не стал единственным возлюбленным».