Выбрать главу

Наконец в час, когда солнце стояло уже высоко и жгло яростно и беспощадно, заявился в кузницу Тиени. И замер в изумлении. Зачем это столько пастухов-кочевников собралось перед его старой кузницей?

Но Мавдо не дал ему времени на расспросы. Он сразу сказал:

— Сотвори со мной то же самое, что ты сделал с этой женщиной, ибо она пока еще моя жена. Сделай меня молодым!

— Это был не он, — вмешалась Дебо. — Это был совсем молоденький парень. Наверное, его подмастерье.

— Сделать тебя молодым? — изумился и испугался Тиени. — Да как же я тебя омоложу, если ты уже стоишь одной ногой в могиле?

— Да, верни мне молодость, и я отдам тебе всю мою часть в нашем стаде — не то что какого-то одного теленка.

— Как же я это сделаю?

— Так же, как твой подмастерье, молоденький парень, который вернул юность той, кто пока еще моя жена. Мастер должен уметь все, что умеет его подмастерье.

— А что сделал мой подмастерье?

— Он попросил у меня бурдюк с кислым молоком, — ответила Дебо. — Затем он схватил меня и бросил в огонь. Я очнулась такой вот, как есть, в этом чане. И больше я ничего не знаю.

— Это сделал красавец юноша, который все время пел, — сказала Аида, маленькая служанка Дебо.

— Как же он это сделал? — спросили хором старый пёль Мавдо, пожилые пастухи, молодые пастухи и все женщины, Тиени-кузнец и даже сама Дебо.

— Он схватил клещами тело моей старой госпожи и начал его поворачивать и переворачивать в огне горна, пока от нее не осталось ничего, кроме обугленных костей. Собрав кости, он бросил их в этот чан, сверху вылил кислое молоко из бурдюка, что я ему принесла, и трижды сосчитал до семи. И моя госпожа поднялась из чана прекрасной и юной.

— Если это все, — сказал Тиени, — я справлюсь не хуже моего подмастерья.

Он разжег огонь в горне. Молодой пастух принялся качать мехи, правда, с очень большой неохотой и лишь после того, как получил хорошую затрещину. Ибо это занятие не для пёля, даже если он и не достиг возраста воина. Но как мог он ослушаться взрослых? Особенно когда речь шла о том, чтобы вернуть юность самому старому и почтенному человеку племени?

Тем временем огонь разгорался и удивлялся, что не слышит ответов на вопросы мехов:

Ух, куда? Ух, куда? Ух, куда?

Взял Тиени щипцы, обернулся и стукнул с размаху по голове Боли:

Вот тебе, Боли кривоногий! Вот тебе, Боли лопоухий! Вот тебе, толстопузый! Вот тебе, длиннорукий! Вот тебе, вот!

Потом он схватил старика Мавдо, бросил его в огонь и стал поворачивать и переворачивать своими щипцами. Когда от иссохшего старого тела не осталось ничего, кроме обугленных костей, он бросил эти кости в чан. А сверху вылил два бурдюка кислого молока, которые принесли пастухи.

Затем Тиени-кузнец встал перед чаном и трижды сосчитал до семи.

Из чана с кислым молоком никто не появился. Только почерневшие кости плавали в молоке, как кусочки углей.

Тиени-кузнец сосчитал три раза до семи и еще три раза до семи. И все без толку!

Тиени-кузнец сосчитал трижды три раза до семи и еще трижды три до семи. И все без толку!

Солнце закатилось. Огонь в очаге погас. Мехи смолкли и заснули. Но пёли, привыкшие обходиться одной трапезой в день, в отличие от других людей, все еще терпеливо ждали.

Снова Тиени сосчитал трижды до семи, потом трижды три раза до семи, потом трижды трижды три до семи. Но в чане поверх кислого молока по-прежнему плавали только обугленные кости.

На рассвете Дебо начала голосить и рыдать. Пожилые пастухи и молодые пастухи заговорили громко и гневно.

А как раз в это время по дороге к Священному лесу проезжал мимо кузницы сам вождь Фама со своими приближенными. Остановился он и спросил, что случилось в кузне, почему так шумят пёли?

Красавица Дебо с воплями и рыданиями бросилась на землю перед конем вождя.

И все пёли, пожилые пастухи и молодые, и все женщины и служанки подтвердили:

— Да, он сжег нашего Мавдо и бросил его кости в чан с кислым молоком.

— Он должен был вернуть ему молодость, и вот что он с ним сделал! — рыдала безутешная Дебо.

Слуги вождя Фамы схватили кузнеца Тиени, связали его и повели за собой к Священному лесу.

Но тут солнце вышло из своего жилища, и тень Боли отделилась от деревянной фигурки и превратилась в юного подмастерья, — все такого же юного!

Он подошел к чану с кислым молоком, в котором плавали обугленные кости, и трижды сосчитал до семи. Затем он вышел из кузницы и побежал за вождем Фамой, за всеми его слугами и приближенными и всеми пастухами-пёлями, которые направлялись к Священному лесу.

Догнал юноша слуг, что вели кузнеца Тиени, связанного, как охапка хвороста. Приблизился и спросил:

— Куда ты идешь, хозяин?

— В Священный лес, — ответил кузнец Тиени, дрожа и плача от страха. — Там перережут мне горло!

— Ответь, будешь ты снова оскорблять Боли словами или поступками? — спросил юноша.

— Никогда больше, никогда! Только спаси меня! — взмолился кузнец.

Тогда юноша догнал вождя Фаму и пошел рядом с его конем.

— Фама! — сказал юноша. — Кузнец ни в чем не виноват. Пёль Мавдо ждет нас в кузнице, здоровый и невредимый.

Развязали слуги кузнеца Тиени, и вся толпа во главе с вождем Фамой — его приближенные, пожилые пёли и молодые пёли и все женщины и служанки, все вернулись в кузницу Нумукэ. И там увидели они старого пёля Мавдо молодым и прекрасным, как в день его свадьбы с красоткой Дебо.

Вот с тех пор, с того случая с Тиени, ни один кузнец не осмеливается обижать свои тотемы. Ибо в них обитают духи давно ушедших предков.

Волшебные тамтамы

Жил когда-то в рыбацкой деревне рыбак Сейду. Деревушка была бедная — несколько жалких хижин посреди тамариндовой рощицы, — а Сейду был самым бедным из всех рыбаков. Старая лодка его давно прохудилась, и, сколько он ее ни латал, толку было мало: вода проникала в нее сквозь все щели. А потому и улов его был всегда невелик, и порой он совсем ничего не мог поймать.

И вот однажды на закате солнца сидел бедняга Сейду в своей хижине, и в животе у него урчало от голода. Неподалеку на берегу старого речного рукава склонялось над водой большое дерево. Множество птиц свило гнезда в его ветвях, и они весело щебетали на закате. И подумал Сейду: «Дай-ка я позаимствую у беспечных птиц с десяток яиц! Не умирать же мне с голоду!»

Взял он свой нож-купкуп, зажал его в зубах и полез на дерево. Долез он до первых густых ветвей, но только начал рубить, как нож выпал у него из рук и упал прямо в воду. Истинно сказано: беда не ходит одна!

Спустился Сейду на землю и решил нырнуть за своим купкупом: другого-то у него не было. Он знал, что здесь водятся крокодилы, но все его родичи умели их заговаривать и отводить. И Сейду тоже.

И вот он нырнул и погрузился в прозрачную воду, пронизанную лучами заходящего солнца. Тотчас его охватило странное ощущение. Он чувствовал себя легко и свободно. И чем глубже он погружался, тем радостней ему становилось.

Сейду уходил все глубже и глубже, вокруг становилось все темнее и темнее. Вот он уже достиг верхушек водорослей…

И тут вдруг начало снова светлеть, пестрые рыбы превратились в бабочек, а водоросли — в сочную траву и высокие деревья. И вот уже Сейду идет по тенистой тропинке и легко дышит полной грудью.

Так вскоре дошел он до большой деревни, где все говорило о довольстве и счастье. Привели его к вождю. Спросил вождь:

— Что тебе здесь понадобилось, чужестранец? В нашей деревне нет места для бездельников и лентяев.

— Я не бездельник и не лентяй, — ответил Сейду. — Я готов взяться за любую работу, а платить мне не надо: лишь бы меня кормили.