«Ну, надо, значит надо», — согласился Чесловас и каким-то погрустневшим взглядом проводил оную до уборной, подумав:
Ну и жрешь ты, охренеть! Куда всё это в тебя лезет, блин?
Затем полу окосевшим взглядом осмотрелся по сторонам и, убедившись, что он один, Чесик запустил руку в свои труселя и шарился там около двух минут. В результате этого нехитрого действия на свет появилась новехонькая, малость помятая двадцати фунтовая купюра.
Вскоре подоспела напудренная Вероника.
— Ну что, малая, может еще, чего закажем? — деловито гордым басом, закинув ножку на ножку, предложил дальнейший план действий Дабровольскис. Который, кстати сказать, уже успел даже сбегать покурить.
— Да легко! Ха-ха-ха! — звонко смеясь, как чайка на мусорном баке, согласилась Волосинка.
Она снова заказала кучу двойных и тройных бургеров, пакеты картошки, ведра майонеза и какое-то стеклянное корытце чипсов. Видимо, по-прежнему заботясь о здоровом образе жизни, фигуре и правильном питании к основному заказу она добавила диетическую газировку и миску салата.
О заказанном алкоголе лучше вообще корректно умолчать. Скажу лишь одно — он был крепок, и его было неимоверно много.
Если в начале банкета наш недотепа еще хоть как-то контролировал себя и что-то там планировал на ближайшие пару часов, то после двух опрокинутых алкогольных коктейлей поверх пива, пленка оборвалась окончательно, и визуальная картинка всё чаще куда-то пропадала.
Сложно описать, что творится в голове у человека после употребления такого количества алкоголя, перемешанного между собой. В голове же у Чесика образовался сплошной белый шум, как в старом советском телевизоре и гул, как в холодильнике «ЗИЛ» той же эпохи.
Неадекватность и потерю связи с реальностью у Чесловаса подметила и всепоглощающая Волосинка. Поняв, что третьего прихода на столе не будет, она до максимума увеличила скорость поедания пищи и, собственно, не жалела ни о чем.
Ну, а Чесловас лишь мычал и зря бранился на телефон, на котором, громко звеня, включался будильник.
— Му-му-му. У-у-у. Братва звонит, — выключая надоедливый будильник, оправдывался пьяный олух.
Веронике же всё было нипочем. Чесика она уже не слушала и даже не воспринимала всерьез.
Скоро надо будет уходить! — думала разочарованная быстрым прекращением банкета, вошедшая во вкус барышня. — А ведь так всё хорошо начиналось: еда, выпивка. Напился и всё испортил, козел!
Но в отличие от «Сандры Неважно» Волосинка оказалась на удивление порядочной и сознательной гражданочкой. Заметив, что «самец» абсолютно не контролирует себя и свои действия, она не присвоила себе ни много раз на пол уроненный телефон последней модели, ни выпавшие из трусов наличные. Женщина, наоборот, вернула балбесу гаджет, вызвала ему такси и даже хотела проводить непутевого кавалера до дома.
— Му-му-му. У-у-ух. Порву! — лишь мычал тот, но покорно оплатив все счета и даже заказ «невесты» до их знакомства, тихо и мирно удалился в поджидающее его такси.
От услуг назойливой Волосинки, которая всё порывалась проводить «малыша» до автомобиля, он культурно отказался, назвав это дело с проводами «полнейшей херней».
— Му-му-му. Я же не пьяный! Я ещё литр могу выжрать! — орал окосевший «малыш».
Пожелав на прощание лузеру Чесловасу счастья в личной жизни, сытая и довольная жизнью Вероника удалилась восвояси, растворившись в вечернем закате гулко шумевшего города.
Прибыв домой и зачем-то отдав таксисту всю имеющеюся наличность (что-то около сорока фунтов) недотепа полностью одетый уснул прямо в коридоре дома на полу рядом с кобелем по кличке Арчик.
На следующий день ближе к шести утра кобель четвероногий начал интенсивно лизать лицо кобелю двуногому, чем разбудил последнего. Чесловас скромно уселся в уголок и долго не мог прийти в себя после перенесенного очередного фиаско.
Он потрепал Арчика за ухом и на полном серьезе с очевидной ноткой обиды в голосе сказал:
— Блин, хорошо тебе, старина! Кастрировали тебя, и всё… живешь себе без забот и хлопот. Разная хрень в бошку не лезет. Пожрал, на улице побегал, посрал, и всё. Не жизнь, а мечта!
К чему была высказана вслух столь глубоко-философская мысль, с неким оттенком обиды, осталось недостижимой тайной даже для самого Чесика.
***