А тем временем после двухчасовой безумной пьянки, где пили все и всё, что горело, при этом элементарно забывали закусывать, наступило время белого танца. Поддатые дамы молча расхватали на их пьяный взгляд более перспективных кавалеров.
В этой мутной компании наш Чесловас относился к явным лидерам — был не самый пропащий, работал на мусоросвалке и даже дарил цветы женщинам на свиданиях. Другими словами — среди собравшихся маргиналов истинный джентльмен и галантный кавалер.
Подметила это и наша охмелевшая Надя, пользуясь своим положением на вечеринке: самым большим весом и огромным кулаком. Она локтями растолкала соперниц и в мгновение ока очутилась подле чумоватого Дабровольскиса.
Тот поначалу немного оторопел от такого излишнего внимания к своей скромной персоне, но слегка помежевавшись, принял-таки предложение настырной и не оставляющей никакого выбора Нади.
На потрепанном музыкальном центре заиграл медляк из девяностых, и пара закружилась в плавном танце, расталкивая всех вокруг, положив отяжелевшие хмельные головы на плечи друг другу.
Со стороны всё это мракобесие с танцульками выглядело довольно культурно и вполне порядочно. Но, присмотревшись поближе, можно было заметить, как наглая Надежда загребла правую худощавую ручонку Чесловаса и насильно положила ее к себе на левую ягодицу.
Охренеть! Во, бабенка дает!— немного испуганно подумал Чесик.
Левая же рука бедолаги без его на то согласие позже перекочевала на Надину правую грудь шестого размера.
Вот это охренеть! Я ж ее сегодня завалю!— не унимался восхищаться изумленный кавалер раскрепощенной и тоже возбужденной барышней.
Всё, будем брать хорька!— подумала сама барышня и буквально впечатала костлявого Чесловаса в свое бренное массивное, похожее на кадку с рыхлым тестом, тело.
Кому чего хочется в таком ограниченном пространстве, неизвестно, но нашему герою ужасно захотелось пустить газы и от всей души отрыгнуться. И если второе желание он хоть и с большим трудом, но мог сдержать, то с первым недугом он справлялся из рук вон плохо. Похмельные, кисловато-сладкие шептуны повалили градом, вмиг заполнив вакуум забитой до отказа комнатенки едкими режущими глаза газами.
Благо, комнатушка для собравшихся людей была маленькая, удушливая и плотно заселенная, поэтому резкую и неоткуда взявшуюся вонь можно было легко списать на любого присутствующего.
Что, собственно говоря, Чеслов и поспешил сделать.
Блин, обосрался какой-то козёл! — хотел было громогласно заявить он. Но дабы не слыть вульгарным хамом и не подмочить свою репутацию истинного джентльмена на первом свидании, он тихо прошептал на лопоухое ушко Надежде лишь одно:
— Фу!
А затем, скривив гримасу на лице, предложил своей спутнице удалиться и продолжить веселье в более интимной и уеденной обстановке. Та долго не сопротивлялась и мгновенно ответила: — «Да!»
Однако немного поразмыслив, с тревогой в голосе довольно логично заметила:
— Так тут еще тобою принесенная бутылка не допита, и я видела на полу в уголке, вроде как, литр Брендика стоит! Да и еды еще полный стол. Неужели всё бросим и уйдем? — дыша похмельным перегаром в лицо Чесика, возмутилась ненасытная во всех отношениях Дурнаво.
Такое щекотливое положение дел явно не удовлетворяло разгоряченного Дабровольскиса. Тут же родился обоюдный план по присвоению себе литра «Бренди» и большей части съестного. Причем, довольно подленький план у обоих был схожий.
— Давай я всех позову покурить на балкон, а ты бери бутылку, закуски побольше и делай ноги, покудова никто не видит, — предложила свой вариант дальнейшего развития событий Надя.
— Встретимся за углом возле магазина через десять минут, — подхватив гениальную Надину идею, весело пролепетал Чесюня и, придав лицу безразличность ко всему происходящему, тихо уселся на засаленном и залитом чем-то липком диванчике.
Не станем углубляться в детали и нюансы данного поступка, но скажем лишь одно — план удался.
Затем, правда, в недалеком будущем Чесловас, прижатый Яшкой к стеночке, будет божиться, что это была идея Нади и только ее одной.
«Она лярва меня подговорила. Яшуня, дорогой, ну ты чего? Ты кому веришь: мне, своему другану, или этой старой стерве?» — оправдывался олух.