– Понятно, – ворчит она.
– Саша, я единственная, кто может это исправить.
– Не уверена, что это можно исправить. Ты знала, что твой жених подал жалобу в Коллегию адвокатов, утверждая, что я психопатка?
– Да, я знаю.
– Ты знаешь, что он заставил Колдуэлла подать в суд на фирму моего отца, угрожая уничтожить ее?
– Да.
– Тебе также известно, что он пытается выдвинуть обвинения в покушении на убийство по двум причинам, утверждая, что я намеренно пыталась убить вас с Брейденом?
– Это я тоже прекрасно понимаю.
Клэр хихикает, заставляя Сашу свирепо смотреть на нее.
– Ты также знаешь, что он хочет получить полную опеку над моим мальчиком? – ее голос дрожит.
– Я собираюсь поговорить с ним. Я единственный человек, которого он сейчас послушает. Он настолько ослеплен отвращением к тебе, что не может видеть. Единственный раз, когда он не бредит, это когда он с Брейденом. Каждый раз, когда он смотрит на меня, он вспоминает о том, что ты сделала.
– Я прекрасно понимаю его враждебность и ярость. Он ясно дал понять моей семье, что руководит шоу. Я даже не могу держать или кормить своего сына без медицинского специалиста в комнате. Моих родителей все избегают. Никто даже не даст нам реальную информацию, пока они не поговорят с Реном. Я мать!
– Думаю, тебе пора открыть глаза и посмотреть, что могло случиться.
– Но ты в порядке! Посмотри на себя!
– Ты серьезно, Саша? Мы могли погибнуть. Один дюйм вправо, и барьер, в который мы врезались, мог перевернуть мою машину. Еще один градус против этой машины мог ранить кого-то еще. Твои мотивы и намерения могли убить нас всех. Пришло время взять на себя ответственность и понять, что тебе повезло прямо сейчас.
– Повезло? Ты называешь это везением? Так не должно было быть. Я никогда не хотела быть такой! – она начинает терять хладнокровие, размахивая руками, и я, наконец, замечаю стерильную, пустую и безвкусную комнату.
Нет ни воздушных шаров, ни цветочных композиций, ни поздравительных открыток. Нет никаких признаков того, что кто-то желает ей счастья при рождении ребенка. В то время как моя комната заполнена, почти от пола до потолка, всем этим и многим другим. Клиенты Шоу, мои коллеги и даже вся футбольная команда Ника прислали нам десятки подарков и пожеланий.
У меня нет ни капли жалости к ней.
– Мы знаем, что ты сделала! Наняла частного детектива и играла на эмоциях Шоу все эти недели. Подкупила администратора больницы в Шарлотт, чтобы они дали мне работу на полный рабочий день. И, наконец, использовала внимание Шоу к своему сыну, чтобы попытаться найти способ заставить его остаться с тобой.
Ее глаза расширяются, когда она делает глубокий вдох. Клэр издает сочетание шипения и громкого фырканья.
– Если ты все это знаешь то, что ты здесь делаешь?
– Я собираюсь сказать ему, что мы отказываемся от его нелепой идеи посадить тебя в тюрьму.
– А как же мой отец, моя карьера, Брейден? – в ее словах есть надежда.
– Я не могу ничего обещать, он твердо намерен тебя погубить. Единственное, что имеет значение в этом сценарии для меня – это Брейден. Ты можешь обещать мне, что прекратишь свои взрывные выходки и угрозы Шоу? Можешь ли ты забыть о своих чувствах к нему и ненависти ко мне? Потому что это единственный способ.
Она пристально смотрит на меня, и я вижу, как она осознает свое поражение. Ее избили, ее жизнь в руинах, и я ее единственный шанс.
У нее может быть его ребенок, но у нее никогда не будет его. Наконец, она понимает.
Она еще раз окидывает меня взглядом с головы до ног, останавливается на обручальном кольце, потом поднимает глаза, разглядывая мой дорогой шелковый халат и изможденный вид. В комнате становится тихо, когда она смотрит мне в глаза.
– Надежды больше нет.
– Только не для тебя и Шоу. Не для Марии и Сета, которые даже не могут произнести твое имя. И особенно не для Матиса и Ники, которые не выносят воздуха, которым ты дышишь. Сейчас самое время сосредоточиться на своем сыне, выздоровлении и поиске способа вырастить его в любящем доме. Мы с Шоу не согласимся ни на что меньшее. Ты потеряла преимущество. Шоу покончил с тобой, я единственная надежда, что у тебя есть прямо сейчас, чтобы успокоить его.
Она кивает, и ее грудь начинает дрожать, я с благоговением наблюдаю, как слезы текут по ее щекам. Удивительно, что она способна проявлять эмоции.
– Мне очень жаль, Лизбет, и я не могу понять, какого черта ты здесь, чтобы помочь мне. Спасибо!
– Не принимай мою доброту всерьез, Саша. Я делаю это ради Брейдена, но, если ты еще раз облажаешься, я не остановлю гнев Шоу. Это моя единственная просьба, которую я когда-нибудь выскажу. Живи своей жизнью, возьми себя в руки, и ради бога, забудь о своем дерьме, – я не говорю больше ни слова, но разворачиваюсь и выхожу, нуждаясь в поддержке инвалидного кресла.