Я серьёзно очень плохо себе представляю, как это Азамат кому-то «объясняет подоходчивее». Бои — боями, но чтобы он всерьёз кому-то вред причинил…
— Ты что-то нынче кровожадная, — усмехается он. — Неужели твои подруги в клубе всё ещё про меня высказываются?
— Какие они мне подруги! — взвиваюсь я. — Эти курицы бесполезные, от них никакого толку! Сидят, мужей своих поносят. И ведь, небось, неплохие мужики! Это кошмар какой-то просто. Я туда иду каждый раз, как наказание отбывать, непонятно за что. Последнее время ещё придумали мне кличку, а я понятия не имею, что она значит.
— А чего ж меня не спросила? — хмурится Азамат.
— Забыла. Я тебя вижу-то за ужином и утром, и мне как-то не хочется с тобой об этих дурах разговаривать. Хоть бы кто-нибудь с болячками обратился, я бы хоть поработала, а так вообще непонятно, на что всё время уходит.
Азамат хмурится ещё сильнее.
— Так что за кличка?
— Хесай.
Мне померещилось или он зарычал?
— Скажи им, что зависть глаза выедает.
Ого! Чем же это они меня приласкали, что дорогой супруг так обозлился?
— Что это значит-то хоть объясни.
— Устрица, — цедит он сквозь зубы. Я молчу и жду продолжения. Оно следует после паузы. — Так называют женщин, которые получают удовольствие от секса.
— Чудесно, — хмыкаю я, — а чего ты так злишься?
— Во-первых, хотел бы я знать, откуда они это про тебя взяли. Я ни с кем не обсуждал наши личные дела.
— Я сама могла что-то такое сказать, — пожимаю плечами. — А что, это надо хранить в тайне?
Он тяжело вздыхает.
— Видишь ли… устрицы настолько любят это дело, что им абсолютно всё равно, с кем. Ты и так у всех на устах, а если они ещё решат…
— Ну Азамааааат! — взвываю я, — ну надо же было предупреждааааать!
— Да понимаю, — смущается он, — но всё как-то кажется, это такие очевидные вещи… Я ведь и сам поначалу думал, что ты… прости.
Я только качаю головой. То-то он так удивился, когда я потребовала охранять меня от посягательств со стороны других мужиков.
— Ну ладно, — говорю. — Как мне их убедить, что я не устрица?
— Даже не знаю… Понимаешь, у нас есть женщины, которым совсем это не нравится, а есть, только очень редко, такие, которые в любую минуту и с кем угодно готовы. А ты не то, и не то.
— Значит, придётся объяснить, что у землян всё по-другому.
— И надеяться, что они поверят, — вздыхает Азамат.
Как-то это всё грустно. Мы надолго замолкаем, и я начинаю зевать.
— Да ты спи, — уговаривает Азамат. — Долго ещё лететь.
— Я и так почти всё время сплю, когда ты рядом.
Он снова вздыхает. День вздохов просто какой-то.
— Мне надо как-то менять график. А то мы действительно почти не видимся, и получается шакал знает что.
— Ну, тебе ведь эти занятия важны, это ведь то, чего ты хотел: тебя уважают, ты всем нужен… э, а почему мы спускаемся?!
— Потому что я хочу остановиться.
Я за всеми этими разговорами даже не заметила, когда мы долетели до снега. Или, может, мы в горах? В общем, тут довольно холмисто и снег лежит везде, ровненький такой, нетронутый. Мы мягко садимся, поднимая облака рассыпчатых снежинок.
— Выходи, — говорит Азамат, отключая крышу.
— Куда, мы же ещё не долетели!
— Выходи-выходи!
Я уже ничего не понимаю, но послушно выхожу. Он обхватывает меня за плечи и отводит от унгуца, ближе к склону того холма, на котором мы стоим.
— Во-он, видишь, на горизонте горы? Это Ахмадхот. Когда мне было лет четырнадцать, мы с друзьями часто сюда летали зимой покататься по снегу.
— И что?
— А то, что это очень весело, — говорит он, и вдруг резко притягивает меня к себе, и мы летим вниз по склону в обнимку, поднимая фонтаны снега. На нас обоих скользкие непромокаемые костюмы, так что разгоняемся мы капитально — если бы он меня не держал так крепко, я бы порядочно испугалась.
Наконец мы тормозим, чуть не с головой уйдя в снег. За нами остался очень выразительный след на склоне.
Азамат смеётся и протирает залепленное снегом лицо.
— Боги, что ж ты так визжишь-то?
— А что, с горки надо молча кататься? — я тоже вся в снегу, но отряхиваться пока бессмысленно. Впрочем, не то чтобы я жаловалась. Вот только как теперь наверх выбираться?.. Я еле замечаю мокрый поцелуй в мокрую щёку.
— Лиза, — говорит Азамат внезапно серьёзно, — пожалуйста, не думай, что чьё-то там внимание и уважение мне важнее, чем ты. Я растерялся поначалу, но продолжаться так не будет. И так целыми днями только и думаю, скорее бы вечер, скорее бы домой и тебя увидеть. Одно время ещё уговаривал себя, что у тебя дела, работа, и я тебе там совсем не нужен. А выходит, у нас даже нет времени новостями поделиться. Это моя вина, и я исправлюсь. Не злись, пожалуйста. Хочешь, обругай меня, только не злись больше.