— Здорово, — говорю. — У вас даже зимой в лесу что-нибудь съесть можно.
Мы двигаемся дальше, правда Азамат теперь принимается каждый пять минут спрашивать, не устала ли я. Я отвечаю всё менее и менее добродушно, и в итоге толкаю его в сугроб. И когда эти муданжцы научатся ждать от меня подвоха? Он ведь и правда падает. Естественно, мы долго ржём.
— Да, — говорит, — теперь я понимаю, как ты тогда Алтонгирела уронила. А то он всё боги-боги…
Лес редеет, зато мы всё чаще идём в гору. Мне, конечно, теперь неохота признаваться, что я и правда устала, но что-то уже совсем тяжко становится. Только я набираюсь духу, чтобы всё-таки признаться, как мы выходим на открытую ровную площадку, с которой открывается потрясающий вид на, собственно, Дол.
— Ух ты-ы-ы, — только и выговариваю я.
Слева возвышаются совершенно монументальные горы, гораздо выше, чем те, что окружают Ахмадхот. Справа чуть-чуть леса, а потом сколько хватает глаз бескрайняя степь под снегом. А прямо — слепящая искрящаяся на солнце водная гладь под ультрамариновым небом. И ни единой души нигде. Я поняла, наконец, чем так прекрасны муданжские пейзажи — в них нет и следа человека! Я хочу немедленно поделиться своим открытием.
— Как это здорово, что тут никого нет!
— Однако, — смеётся Азамат. — Ты сильно устала от людей!
— Да нет, не в этом дело… просто на Земле нет такого места, где бы не было людей, понимаешь?
— Что ж у вас, совсем дикой природы не осталось?
— Да нет, заповедники-то есть, но туда ведь не пускают. То есть, если ты работаешь в охране или изучаешь какое-нибудь зверьё, то по специальному пропуску можешь пройти, а все остальные — только по туристическим тропам группами по десять человек. А здесь можно так вот запросто войти в лес — и никого…
Азамат смеётся и мотает головой, дескать, подумать только, какие у землян проблемы.
Мы плюхаемся на лежащий на земле ствол чересчур раскидистого дерева неизвестной мне породы и отдыхаем, любуясь нетронутым древним пейзажем. Азамат снова принимается что-то напевать, как тогда на канатной дороге. На сей раз я всё-таки спрашиваю, что это.
— Это из цикла песен о сотворении мира. Тебе-то я его очень кратенько пересказал, а там ведь на самом деле про каждую речку отдельно, не говоря уж о горных хребтах. А Дол — это вообще отдельная тема. Горсть старого бога, в которой скопилось молоко Укун-Танив… Безумно красивая песнь. Когда будет праздник начала лета, обязательно послушай, тогда весь цикл поют.
— Да мне и в твоём исполнении нравится. У вас эти певцы все верещат, как будто им что-то отдавили.
— Ты просто по-настоящему хорошего певца ещё не слышала. Ахамба, конечно, неплох, но он скорее интонацией берёт, а не голосом. Ну да ничего, услышишь ещё.
Мы снова что-то съедаем, а потом идём вниз, к берегу. У самой кромки полоса льда метр-два шириной, а дальше вода плещется. Азамат довольно потягивается.
— Весна!
Внезапно он настораживается и оборачивается в сторону полей.
— Не так тут безлюдно, как ты говорила… У нас сейчас будут гости.
Минут через пять я начинаю различать какую-то движущуюся точку на горизонте. Мы отходим от воды под деревья и ждём, кого это принесёт нелёгкая. Наконец перед нами притормаживает всадник на большой ярко-рыжей мохнатой лошади. Всадник, мужик примерно одного с Азаматом возраста, спрыгивает в снег и приветствует нас согласно этикету — кланяется, перекрестив руки на груди и положив ладони на плечи. Азамат руки тоже скрещивает, но не кланяется, а только чуть кивает. К счастью, женщины в присутствии мужа вообще не должны здороваться с посторонними.
Незнакомец открывает рот и принимается говорить — и я понимаю, что ни шиша не понимаю. То есть, вроде всё по-муданжски, но ни хрена разобрать не могу. Однако я чувствую, что Азамат еле заметно расслабляется. Очевидно, тут никаких проблем.
— Очень рад встрече, — говорит Азамат. — Да, мы с супругой как раз решили осмотреть землю, которая мне досталась. Наш унгуц стоит за этим лесом. Я думаю, мы сейчас вернёмся к нему и нагоним вас, а там вы нам всё покажете?
Всадник отвечает утвердительно, хотя и косится на меня с сомнением. Думаешь, не дойду?
Азамат с ним прощается, он вспрыгивает обратно на своего весёлого конька и неспешно удаляется, откуда явился.
— Кто это был? — спрашиваю с интересом, разворачиваясь к лесу.
— Один из пастухов, — недоумённо отвечает Азамат. — Он же представился.
— Я ничего не поняла, что он говорил!
— А-а… ну да, он из Долхота, они там немного не так говорят… Но всё то же самое, только чуть-чуть звучит по-другому. Ты привыкнешь.