– Не только твои, – подал голос Стерхов.
– Мои тоже!.. Чего удивляться: фраер из комсы, понятно, с ворами в самый раз!..
– Прошлой весной они сошлись на сходняк, – монотонно, как патефон, продолжал Отвертка. – В Ростове. Сам Хасан собирал.
Перстень вскинул брови, услышав знакомое имя.
– Там решали по Питеру. Могиле дали добро на веерный отстрел. «Тамбовцы», понятно, тоже на изготовку. Понятно, что на такой волне Усику с Пучком охота свои вопросы порешать. С нами. Вы ведь, Михаил Николаевич, почти те же слова о дармоедах сказали. Конечно, они не забыли. В Ростове Могила отмашку получил. А Усик чем хуже? Задача одна – что здесь, что там.
Тяжелое молчание густилось третью минуту. Рожкин сидел молча, зачем-то перебирая купюры в бумажнике.
– Короче, еще раз засечешься с ворами – можешь у них оставаться, – нарушил Ученый нехорошую тишину.
– Ага, – обрадовался Колокольчик. – И тогда вместе с ними ляжешь.
– Усику скажи при случае: в следующий раз буду отвечать, – резюмировал Перстень. – И лавэ им больше ни грамма.
Нанаец глухо молчал.
– Есть возражения?
– Есть, – ответил Отвертка за Антона.
– Да, есть, – подтвердил Рожкин.
– Так я и думал. Свободен. Считай, что тебя предупредили.
Нанаец долго поднимался и неестественно медленно шел. Когда дверь за ним наконец закрылась, Колокольчик скривился:
– Зря выпустили… По-любому надо было на ту цифру поставить, что он ворам заслал.
– Точно, – согласился Михаил. – И не поздно еще.
– Может, Усика с Пучком в разработку? – вскинулся Отвертка. – А с Нанайцем под замес? Раз к ворам откололся, так на общих основаниях, а?
– Все течет, – неожиданно сказал Перстень. – Все откуда-то приходят. Все куда-то уйдут. Он первый. Скоро увидите – не последний. Усик заткнется сам.
– Да с чего?! – запротестовал Отвертка.
– С того! Хасан не ландух и не отморозь, быстро поймет, что обломится. И здесь, и в Питере. Но базар про другое уже. Вы, главное, меж собой не теряйтесь, когда грядки поделите.
Парни удивленно переглянулись.
Перстень замолчал. Потом отвернулся к окну и тогда только закончил:
– А я сам кого надо найду.
21 августа 2002 года
Эдик Самарин – Отвертка
Там, где два года назад валялся лежак, теперь стоял музыкальный центр. Он украшал жизнь, но создавал некоторую коллизию. Это было из того немногого, где они не сходились: Отвертка любил шансон и романсы, Маша – классику, джаз и рок.
Она всегда уступала, и, зная это, Эдик стеснялся включать свое. Точнее, поначалу стеснялся, потом все равно не выдерживал.
Они вернулись с очередной политической тусовки, устроенной правоконсервативным изданием, где уже почти год Эдик подвизался редактором аналитического отдела. Было уже пять, но до сна оставалось далеко. Так и не сняв якобы парадно-выходную черную майку и джинсы, только скинув в прихожей кроссовки, Маша лупила клавиатуру. Завтра весь цивилизованный мир должен был узнать, что на тусовке побывал и выразил одобрение один из лидеров государства, а также о том, что другой, не менее выдающийся лидер с пафосом обозвал ее сбродом мракобесов и этатистов. Ну а самое главное – о том, что ее любимый Эдуард Самарин сделал потрясающий доклад, в котором провел интересные исторические параллели…
Отвертка привычно устроился на диване и чиркал шифры в своем допотопном ежедневнике – обыкновенном блокноте с мятыми листами в клеточку.
– Милый, ну давай купим нормальный стильный органайзер, – не отрываясь от монитора, пробурчала Маша.
– Ну что ты, Маречка, знаешь ведь – мне много места надо. Каждая встреча детским почерком в подробностях: во сколько, с кем, зачем…
– Да уж знаю. А перед тем как вырвать и порвать, еще роспись: день закончен!
– Приколистка ты, милая.
– Будто неправда! Хи-хи!
Эдику не хотелось отрывать ее от статьи, которую к десяти утра нужно засылать в редакцию. Но раз заговорив, он никогда не мог отъехать от Маречки. Даже занятой делом.
– Маря, а ты замечаешь – даже умные не понимают нас.
– Ты про крестоносцев? – не глядя, она прикурила левой рукой, продолжая молотить правой.
Эдик промолчал. Вроде за два года пора привыкнуть к любому феномену. Но чтоб так все понимать. Ведь по дороге домой они не сказали о прошедшем мероприятии ни слова…
– Да. Заметь – почти смущаются. Нет у них ощущения непрерывности, нет осознания общности. Где-то слышали звон. Про Александра Невского, про Сергия Радонежского. Услышали, поверили, уперлись. И поди им объясни, что в натуре у истоков стояли Альбрехт Медведь и Генрих Лев. Хотим того или нет, есть медицинский факт.