Михаил Булгаков
Самоцветный быт
(Сборник)
© ООО «Издательство АСТ», 2021
Неделя просвещения
Заходит к нам в роту вечером наш военком и говорит мне:
– Сидоров!
А я ему:
– Я!
Посмотрел он на меня пронзительно и спрашивает:
– Ты, – говорит, – что?
– Я, – говорю, – ничего…
– Ты, – говорит, – неграмотный?
Я ему, конечно:
– Так точно, товарищ военком, неграмотный.
Тут он на меня посмотрел еще раз и говорит:
– Ну, коли ты неграмотный, так я тебя сегодня вечером отправлю на «Травиату»!
– Помилуйте, – говорю, – за что же? Что я неграмотный – так мы этому не причинны. Не учили нас при старом режиме.
А он отвечает:
– Дурак! Чего испугался? Это тебе не в наказание, а для пользы. Там тебя просвещать будут, спектакль посмотришь, вот тебе и удовольствие.
А мы как раз с Пантелеевым из нашей роты нацелились в этот вечер в цирк пойти.
Я и говорю:
– А нельзя ли мне, товарищ военком, в цирк увольниться вместо театра?
А он прищурил глаз и спрашивает:
– В цирк?.. Это зачем же такое?
– Да, – говорю, – уж больно занятно… Ученого слона водить будут, и опять же рыжие, французская борьба…
Помахал он пальцем.
– Я тебе, – говорит, – покажу слона! Несознательный элемент! Рыжие… рыжие! Сам ты рыжая деревенщина! Слоны-то ученые, а вот вы, горе мое, неученые! Какая тебе польза от цирка? А? А в театре тебя просвещать будут… Мило, хорошо… Ну, одним словом, некогда мне с тобой долго разговаривать… Получай билет, и марш!
Делать нечего – взял я билетик. Пантелеев, он тоже неграмотный, получил билет, и отправились мы. Купили три стакана семечек и приходим в «Первый советский театр».
Видим, у загородки, где впускают народ, – столпотворение вавилонское. Валом лезут в театр. И среди наших неграмотных есть и грамотные, и все больше барышни. Одна было и сунулась к контролеру, показывает билет, а тот ее и спрашивает:
– Позвольте, – говорит, – товарищ мадам, вы грамотная?
А та сдуру обиделась:
– Странный вопрос! Конечно, грамотная. Я в гимназии училась!
– А, – говорит контролер, – в гимназии. Очень приятно. В таком случае позвольте вам пожелать до свидания!
И забрал у нее билет.
– На каком основании, – кричит барышня, – как же так?
– А так, – говорит, – очень просто, потому пускаем только неграмотных.
– Но я тоже хочу послушать оперу или концерт.
– Ну, если вы, – говорит, – хотите, так пожалуйте в Кавсоюз. Туда всех ваших грамотных собрали – доктора там, фершала, профессора. Сидят и чай с патокою пьют, потому им сахару не дают, а товарищ Куликовский им романсы поет.
Так и ушла барышня.
Ну, а нас с Пантелеевым пропустили беспрепятственно и прямо провели в партер и посадили во второй ряд.
Сидим.
Представление еще не начиналось, и потому от скуки по стаканчику семечек сжевали. Посидели мы так часика полтора, наконец стемнело в театре.
Смотрю, лезет на главное место огороженное какой-то. В шапочке котиковой и в пальто. Усы, бородка с проседью и из себя строгий такой. Влез, сел и первым делом на себя пенсне одел.
Я и спрашиваю Пантелеева (он хоть и неграмотный, но все знает):
– Это кто же такой будет?
А он отвечает:
– Это дери, – говорит, – жер. Он тут у них самый главный. Серьезный господин!
– Что ж, – спрашиваю, – почему ж это его напоказ сажают за загородку?
– А потому, – отвечает, – что он тут у них самый грамотный в опере. Вот его для примеру нам, значит, и выставляют.
– Так почему ж его задом к нам посадили?
– А, – говорит, – так ему удобнее оркестром хороводить!..
А дирижер этот самый развернул перед собой какую-то книгу, посмотрел в нее и махнул белым прутиком, и сейчас же под полом заиграли на скрипках. Жалобно, тоненько, ну прямо плакать хочется.
Ну, а дирижер этот действительно в грамоте оказался не последний человек, потому два дела сразу делает – и книжку читает, и прутом размахивает. А оркестр нажаривает. Дальше – больше! За скрипками на дудках, а за дудками на барабане. Гром пошел по всему театру. А потом как рявкнет с правой стороны… Я глянул в оркестр и кричу:
– Пантелеев, а ведь это, побей меня бог, Ломбард, который у нас на пайке в полку!
А он тоже заглянул и говорит:
– Он самый и есть! Окромя его, некому так здорово врезать на тромбоне!
Ну, я обрадовался и кричу:
– Браво, бис, Ломбард!
Но только, откуда ни возьмись, милиционер, и сейчас ко мне:
– Прошу вас, товарищ, тишины не нарушать!