Преподобный Нил Сорский принимал участие в соборах 1491 и 1503 годов, на которых рассматривались вопросы о еретиках-жидовствующих и о монастырских землях. Любвеобильный кроткий подвижник напоминал на них о необходимости милосердия к падшим и предостерегал против соблазнов, могущих произойти среди иноков от владения землями. Тем не менее его призывы к милосердию вовсе не означали примирения с ересью а предупреждения против соблазнов сребролюбия не значили, что святой предлагал разорить все 400 общежительных русских монастырей. Более того, в монастырь преподобного Иосифа святой Нил пожертвовал (как вклад на помин своей души) список книги преподобного Иосифа "Просветитель", собственноручно им переписанной и украшенный заставками.
"Нелюбки" иноков Кириллова и Иосифова монастырей, учеников двух святых подвижников, начались уже после их смерти, да и те ограничились высказываниями различных точек зрения на вопросы церковных землевладений. Монахи Кириллова монастыря, ученики преподобного Нила, отстаивали слова учителя: "Чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием…" "Аще у монастырей сел не будет; – резонно возражали ученики преподобного Иосифа, – отколе взять на митрополию, или архиепископа, или епископа и на всякия честныя власти? А коли не будет честных старцев и благородных – ино вере будет поколебание…" "Божьими судьбами" церковные имения все же сохранились, – пишет в 40-х годах XVI века автор "Письма о нелюбках", свидетельствуя о своем признании в этом деле промыслительного Божия смотрения[27].
Широкое и свободное обсуждение русским обществом важнейших аспектов, связанных со всесторонним религиозным осмыслением своего бытия, не случайно пришлось на начало XVI века. Именно к этому времени русское самосознание поднялось до постановки судьбоносных для России вопросов о ее вселенской, промыслительной роли. Близился час прозрения – русская мысль напряженно и неуклонно торила тропку, которая во время царствования Иоанна IV вывела народ на простор ясно понимаемого, добровольно принятого служения защитника вселенского Православия.
ЛИТЕРАТУРА
1. Толстой М. В. История русской Церкви. Издание Валаамского монастыря, 1991, с. 334, прим. 14.
2. См.: Бренье Ф. Евреи и талмуд. Париж, 1928; Ковальницкий А., протоиерей. Нравственное богословие евреев-талмудистов. СПб. 1888; Вольский К. Евреи в России. СПб, 1887, и другие исследования.
3. О Курицыне см., например,: Лурье. Я. С. Русские современники возрождения. Л., 1988, гл. «Великокняжеский дьяк».
4. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях главнейших деятелей. М., 1991, с. 195.
5. Костомаров Н. И. Указ. соч., с. 199.
6. Лурье Я. С. Русские современники…, с. 117-118.
ЯКО ЦАРЬ УПОВАЕТ НА ГОСПОДА, И МИЛОСТИЮ ВЫШНЯГО НЕ ПОДВИЖИТСЯ…
ИОАНН ВАСИЛЬЕВИЧ ГРОЗНЫЙ
И СВЕТ ВО ТЬМЕ СВЕТИТ, и тьма не объяла его" (Ин. 1:5). Это евангельское изречение, пожалуй, точнее всего передает суть многовекового спора, который ведется вокруг событий царствования Иоанна Грозного. С "легкой" руки Карамзина стало считаться признаком хорошего тона обильно мазать эту эпоху черной краской. Даже самые консервативные историки-монархисты считали своим долгом отдать дань русофобской риторике, говоря о "дикости", "свирепости", "невежестве", "терроре" как о само собой разумеющихся чертах эпохи. И все же правда рвалась наружу. Свет беспристрастности время от времени вспыхивал на страницах исследований среди тьмы предвзятости, разрушая устоявшиеся антирусские и антиправославные стереотипы.
"Наша литература об Иване Грозном представляет иногда удивительные курьезы. Солидные историки, отличающиеся в других случаях чрезвычайной осмотрительностью, на этом пункте делают решительные выводы, не только не справляясь с фактами, им самим хорошо известными, а… даже прямо вопреки им: умные, богатые знанием и опытом люди вступают в открытое противоречие с самыми элементарными показаниями здравого смысла; люди, привыкшие обращаться с историческими документами, видят в памятниках то, чего там днем с огнем найти нельзя, и отрицают то, что явственно прописано черными буквами по белому полю".
Этот отзыв принадлежит Николаю Константиновичу Михайловскому – русскому социологу, публицисту и литературному критику второй половины прошлого века. Он был одним из редакторов "Отечественных записок", затем "Русского богатства". По убеждению – народник, близкий в конце 70-х годов к террористической "Народной воле", Михайловский не имел никаких оснований симпатизировать русскому самодержавию, и все же…
Воистину – неисповедимы пути Господни! Некогда, отвечая на упреки иудеев, возмущенных тем, что народ славит Его, Господь ответил: "Аще сии умолчат, камение возопиет" (Лк.19:40). "Сии" – русские дореволюционные историки, православные лишь "по паспорту", забывшие истины веры, утратившие церковное мироощущение, отрекшиеся от соучастия в служении русского народа – "умолчали". И тогда, по слову Господа, "возопили камни".
Одним из таких "вопиющих камней" – окаменевших в мифах марксизма историков, невольно свидетельствовавших о несостоятельности богоборческих "научных" концепций, – стал через много лет после Михайловского советский академик Степан Борисович Веселовский, охарактеризовавший итоги изучения эпохи Грозного так: "В послекарамзинской историографии начался разброд, претенциозная погоня за эффектными широкими обобщениями, недооценка или просто неуважение к фактической стороне исторических событий… Эти прихотливые узоры "нетовыми цветами по пустому полю" исторических фантазий дискредитируют историю как науку и низводят ее на степень безответственных беллетристических упражнений. В итоге историкам предстоит, прежде чем идти дальше, употребить много времени и сил только на то, чтобы убрать с поля исследования хлам домыслов и ошибок, и затем уже приняться за постройку нового здания".
Решающее влияние на становление русоненавистнических убеждений "исторической науки" оказали свидетельства иностранцев. Начиная с Карамзина, русские историки воспроизводили в своих сочинениях всю ту мерзость и грязь, которыми обливали Россию заграничные "гости", не делая ни малейших попыток объективно и непредвзято разобраться в том, где добросовестные свидетельства очевидцев превращаются в целенаправленную и сознательную ложь по религиозным, политическим или личным мотивам.
По иронии судьбы, одним из обличителей заграничного вранья стал еще один "вопиющий камень" – исторический материалист, ортодоксальный марксист-ленинец Даниил Натанович Альшиц. Вот что он пишет: "Число источников объективных – актового и другого документального материала – долгое время было крайне скудным. В результате источники тенденциозные, порожденные ожесточенной политической борьбой второй половины XVI века, записки иностранцев – авторов политических памфлетов, изображавших Московское государство в самых мрачных красках, порой явно клеветнически, оказывали на историографию этой эпохи большое влияние… Историкам прошлых поколений приходилось довольствоваться весьма путаными и скудными сведениями. Это в значительной мере определяло возможность, а порой и создавало необходимость соединять разрозненные факты, сообщаемые источниками, в основном умозрительными связями, выстраивать отдельные факты в причинно-следственные ряды целиком гипотетического характера. В этих условиях и возникал подход к изучаемым проблемам, который можно кратко охарактеризовать как примат концепции над фактом".
27
К сожалению, со временем понимание значения монастырского землевладения стало угасать. Уже в царствование Иоанна IV были предприняты попытки ограничения роста земельных владений церкви. В 1649 году вышло в свет "Уложение" царя Алексея Михайловича, 42-я статья 13-й главы которого запрещала дальнейший рост церковных имуществ через приобретение духовными властями вотчин. В 1718 году в результате деятельности Петра I монастыри потеряли треть числившихся за ними крестьянских дворов. И, наконец, 26 февраля 1764 года Екатерина II манифестом "О разделении церковных имуществ" окончательно изъяла у монастырей все вотчины, компенсировав деньгами не более 10% их реальной стоимости. Инспирировавшаяся разнообразными "потомками" жидовствующих еретиков политика борьбы с церковными имуществами, как и следовало ожидать, скоро переросла в борьбу с монашеством. Ее центральным пунктом стал указ Анны Иоанновны "О непострижении в монашество никого, за исключением вдовых священнослужителей и отставных солдат и о наказании ослушников", грозивший за нарушения вечной каторгой. Почти весь XVIII век, за исключением царствования Елизаветы Петровны, прошел в безуспешных попытках разрушить монашество. Но русский инок выстоял, и в XIX веке Господу Богу угодно было даровать Русской Церкви мир и покой под скипетром боголюбивых государей.