Симптоматично, что в письме, отправленном в тот же день в Дармштадт, Николай определенным образом интерпретировал слова Лейдена, отметившего, что причиной охватившей императора слабости является не только заболевание почек, но и также «общее состояние нервной системы». Именно «это», по словам наследника, оказалось «единственным объяснением» и «единственной причиной», заставившими его отказаться от поездки к невесте и принять решение отправиться в Ливадию вместе с родителями. «Я не мог поступить иначе, это решение я принял после целого дня жестокой внутренней борьбы, как преданный сын и первый верный слуга моего отца – я должен быть с ним, когда я ему нужен. И потом, как я могу оставить дорогую Мама в такое время», – писал цесаревич Алисе Гессенской[37].
Между тем, несмотря на явное нежелание Александра III готовить сына к возможно скорому принятию державного бремени, какие-то шаги в этом направлении все-таки предпринимались. Сведения о них чрезвычайно фрагментарны и не подтверждаются данными из других источников. Поэтому уместно просто назвать такие факты, не повторяя при этом свидетельств, приводимых И. В. Лукояновым[38].
3 октября близкий к императорской семье С.Д. Шереметев записал в дневнике, что 25 сентября было принято решение об отъезде Александра III на Корфу, чтобы провести там зиму, и «в то же время произнесено слово “регент-регентство”, и назван наследник»[39].
26 сентября Победоносцев оставил в дневнике три кратких предложения: «У Воронцова. О проекте комиссии. У цесаревича»[40]. Одной из возможных трактовок этой записи может быть следующая констатация: был у Воронцова-Дашкова, узнал от него о решении учредить некую «комиссию» (видимо, своего рода коллегиальный орган при регенте-наследнике), а после обсуждал этот вопрос с наследником.
Также сохранилась телеграмма от неустановленного лица, адресованная Воронцову-Дашкову и отправленная в сентябре или начале октября. В ней, в частности, есть такие слова: «Слух о регентстве с ответом производит удручающее впечатление, осуществление его преступно». А в записной книжке самого министра императорского двора с пометой красным карандашом на полях «секр[етно] [18]94» имеется запись: «Передача части дел рескриптом цесаревичу»[41].
В начале октября в Ливадию был вызван глава канцелярии Министерства императорского двора В. С. Кривенко. В воспоминаниях, написанных уже в советское время, он свидетельствовал, что в те дни в царской резиденции «толковали о поездке в Корфу и о сопряженных с этим неудобствах в ходе государственных дел, предполагалось организовать нечто вроде регентства»[42]. В данном контексте интересна запись в дневнике вел. кн. Сергея Александровича, сделанная 8 октября, в день его приезда в Ливадию. По словам московского генерал-губернатора, император при встрече с ним «говорил про Корфу». Между тем «Ники все знает, но не говорит»[43]. Не исключено, что вопрос о возможном регентстве наследника вставал именно в контексте предполагавшегося отъезда на Корфу.
Вполне можно допустить, что мысль о превращении наследника в некое подобие регента при отце по умолчанию принималась главными обитателями Ливадии. Однако сделать какие-либо конкретные шаги в этом направлении им мешал вполне понятный и объяснимый довод: признать Николая регентом означало бы сознаться в неизбежности скорой смерти императора. В то же время буквально за несколько дней до кончины Александра III, накануне прибытия в Ливадию Алисы Гессенской, императрица Мария Федоровна, отвечая на заданные ей письменно Воронцовым-Дашковым вопросы о процедурных деталях встречи принцессы, написала (подробнее этот документ будет проанализирован ниже): «Он (император. – Д. А.) чувствует себя, благодарение Богу, лучше и провел день хорошо. Бог даст, [надеюсь на] спокойную ночь и продолжение этого маленького улучшения. Он идет на поправку и вполне в духе» [44]. Хотя наблюдательный Сергей Александрович, пообщавшись в день своего приезда с императрицей, записал тогда же в дневнике, имея в виду Марию Федоровну: «…elle fait semblant d’avoir des illusions» («она делает вид, что у нее еще есть иллюзии», фр.)[45].
С вопросом, предпринимал ли умиравший царь какие-либо действия, которые можно рассматривать как передачу дел цесаревичу, тесно связан и другой вопрос: дал ли Александр III своему первенцу те или иные письменные или устные наставления, которые можно рассматривать как своего рода «политическое завещание»? Несмотря на введение в научный оборот за постсоветское время значительного количества источников, позволяющих реконструировать нахождение Александра III в Ливадии начиная с прибытия в резиденцию 21 сентября и до кончины через месяц, 20 октября, этот вопрос до сих пор остается без ответа.
38
43
Великий князь Сергей Александрович Романов: биографические материалы. Кн. 4: 1884–1894. М., 2011. С. 524.
45
Великий князь Сергей Александрович Романов: биографические материалы. Кн. 4: 1884–1894. С. 524.