Факт произнесения царем подобного или похожего (если бы даже умиравший царь и говорил нечто подобное наследнику, то вряд ли его речь была бы выдержана в столь пафосных и художественных выражениях – из-за элементарной сложности для плохо себя чувствовавшего человека излагать свои мысли отточенными фразами) монолога ни 18 октября, ни в какой-либо иной день его предсмертного пребывания в Ливадии не подтверждается источниками. Более того, в другом мемуарном издании вел. кн. Ольги Александровны, которое было подготовлено ее потомками, события октября 1894 г. описываются предельно кратко, буквально в нескольких строчках, и ни о каком «политическом завещании» там вообще не говорится[49]. Между тем «процитированное» И. Ворресом «политическое завещание» Александра III регулярно поминается в публицистике как имевшее место в действительности.
На закате советской эпохи точно такой же популярностью пользовалась прямо противоположная версия о «политическом завещании» предпоследнего государя, которую представил в середине 1970-х гг. В. С. Пикуль в своем историческом романе «Нечистая сила». Писатель вложил в уста умиравшего в Ливадии императора настоятельное требование в адрес наследника процарствовать до тех пор, пока его младшему брату Михаилу не исполнится 21 год (на момент кончины отца ему было около 16 лет), а затем передать ему власть, так как он более подходит для исполнения державной миссии, нежели его старшие братья, которые явно не тянут (Николай – по личным качествам, а Георгий – по здоровью). В романе также приводится любопытный эпизод с якобы имевшим место отказом овдовевшей императрицы Марии Федоровны приносить присягу вступившему на престол наследнику цесаревичу.
Истории И. Ворреса и В.С. Пикуля явно далеки от действительности, однако они появились не на пустом месте. Чтобы приблизиться к пониманию того, что на самом деле произошло в царской ливадийской резиденции и какие именно реальные события получили столь фантастические интерпретации, следует, насколько это позволяют источники, систематизировать некоторые факты, произошедшие в те октябрьские дни 1894 г.
Прежде всего, необходимо разобрать свидетельство Куломзина, так как оно претендует на привязку к другим уточняющим событиям – некоей беседе государя с врачами (она могла произойти, скорее всего, лишь после очевидного ухудшения состояния его здоровья), а также бессонной ночи, свидетелями которой могли стать другие лица из обитателей Ливадии.
Так, Вельяминов поведал в воспоминаниях, что лично наблюдал, как «взволнованный» Александр III в октябре 1894 г. в своем кабинете разговаривал со старшим сыном, которому, «по-видимому, передавал какие-то дела и делал наставления на случай своей смерти»[50]. Этот разговор мог иметь место в период между 3 октября (в тот день вызванный в Ливадию Вельяминов впервые посетил государя) и утром 19 октября, когда император в последний раз заходил в свой кабинет [51]. До приезда в Ливадию Вельяминова, судя по дневнику цесаревича, состояние здоровья императора оставалось более или менее приличным (28 сентября он даже ездил в Массандру – а это несколько километров от Ливадии), и ни о каких консилиумах наследник не сообщал[52]. Вельяминов, достаточно подробно описывавший последние дни Александра III и свою миссию в Ливадии в качестве врача, также ничего не говорил о каком-либо консилиуме между 3 и 19 октября, на котором находившиеся в резиденции доктора вняли бы «требованию» государя и сообщили бы ему о приближавшейся кончине, как о том сообщил Куломзин.
Отсутствие у Вельяминова информации о консилиуме по царскому «требованию», на котором царю якобы была изложена какая-то консолидированная точка зрения лечивших его врачей, получает опосредованное объяснение в воспоминаниях В. Ф. Джунковского, который в середине сентября 1894 г. прибыл погостить к Юсуповым в Кореиз и оставался у них больше месяца – до конца октября. Благодаря этой поездке Джунковский оказался свидетелем (отчасти непосредственным, отчасти косвенным – через лиц из императорского окружения, приезжавших в гости к Юсуповым: царская резиденция находилась всего в 11 километрах от юсуповского дворца) последнего месяца жизни Александра III и первых дней царствования Николая II.
Мемуарист не входил в крайне узкий круг лиц, имевших возможность непосредственно видеть умиравшего царя и общаться с ним. Судя по всему, последний раз автор воспоминаний видел Александра III 21 сентября – в день его прибытия на крейсере «Орел» из Севастополя в Ялту. Джунковский оставил дотошное описание пораженного смертельным недугом человека: «Как он был слаб, я нашел в нем страшную перемену, так больно было на него смотреть, слезы подступали к горлу, лицо его, всегда такое бодрое, открытое, как-то уменьшилось, сморщилось, стало какое-то серое, глаза впали, борода поседела»[53]. В следующий раз он имел возможность взглянуть на царя сразу после его кончины и также подробно зафиксировал перемены, произошедшие в его внешности: «Я увидел государя, которого так обожал, сидящего в кресле с склонившейся головой набок, как будто спящего, но до чего он изменился, до чего похудел, шея стала длинной и тонкой, и только ласковая, полная доброты улыбка, столь характерная для него, озаряла его осунувшееся от тяжкой болезни лицо»[54].
52
Дневники императора Николая II (1894–1918). Т. 1: 1894–1904. С. 116–118. По-видимому, в первые дни пребывания в Ливадии император совершал и другие небольшие поездки. П. П. Заварзин, высокий чин Отдельного корпуса жандармов, вспоминал в эмиграции, как осенью 1894 г., будучи офицером 16-го Стрелкового полка, нес службу по охране ливадийской резиденции и стал невольным свидетелем последних дней жизни Александра III. Из его мемуаров следует, что поначалу государь и государыня несколько раз ездили в ливадийский парк в экипаже и во время таких прогулок проведывали управляющего императорским имением «Ливадия» генерал-майора Л. Д. Евреинова. См.: