— Такие переговоры не справедливы, вы принуждаете Китай идти на нужные вам условия! — привел сомнительный и откровенно слабый довод Хуэй.
— А что, собственно, такого? Разве не так привыкла поступать Поднебесная? — Воронцов усмехнулся.
— Вы нарушили Нарчинский договор, — китайский переговорщик явно растерялся.
— А мы и не нарушали. Вы же ознакомились с нашими условиями? Должны были. Так вот, Россия требует себе только серые территории по Амуру. Остальные территориальные приобретения, такие как: Кашгария, Джунгария — это добровольное волеизъявление этих народов вступить в дружную семью Российской империи, — Воронцов резко посерьезнел. — Вы говорите о Нарчинском договоре? Так я напомню вам, господин Хуэй, как проходили те переговоры. Тогда ваша армия окружила русских, и договор подписывался в условиях полного окружения и под страхом смерти всех русских послов. Что изменилось? Теперь вы в подобном положении?
— Гонконг! Вы хотите его и еще поставить там военную базу, — Джао Хуэй уже понял, что говорить с позиции силы не получится.
— Да! Это плата за то, что русские подданные были убиты вами, разгромлена православная миссия в Пекине, разрушен наш храм. И заметьте, мы не трогаем ни единого вашего культового сооружения. Может только случайно попавшее ядро и коснется стен ваших храмов, — сказал Воронцов, извлекая из папки бумагу, на которой были тексты договоров. Два экземпляра на русском языке, один на китайском, и еще один с синхронном переводом. — подписывайте, или ступайте далее. Скоро Китай рухнет. Вы сейчас на русском корабле, как военный, понимаете, что противопоставить нашему флоту Китай ничего не может.
— Китай становится данником России? — Хуэй хотел хотя бы этот пункт договора убрать.
— По Нарчинскому договору Россия была данницей Китая. Времена поменялись. Я настаиваю и на этом пункте. Дани, как таковой и не будет, — жестко сказал Воронцов.
Китайцы удалились с переговоров, взяв паузу для осмысления. Скорее всего, Джао Хуэй просто опасался брать на себя ответственность за такое решение. При этом китайский переговорщик предъявил бумагу, которая давала ему все полномочия говорить голосом императора Цяньлуна.
20 декабря 1762 года был подписан новый договор с Китаем, прозванный Благовещенским. На следующий день был заложен в устье реки Зеи, на левом берегу Амура город Благовещенск. Очень символично появился и с этой истории такой город.
Кроме всего прочего, китайцам было запрещено селится рядом с рекой Амур, ближе чем на двадцать километров.
Предстояло еще много работы. Нужно основывать город Владивосток, нужно укреплять Благовещенск, основывать еще один город, который был прорисован в императорской карте — Хабаровск. Но сделать это можно будет при помощи тех же пароходов, которые оставались в регионе и должны были заниматься переселением людей из разросшегося, но уже теряющего свою исключительность, Охотска. Освоение Дальнего Русского Востока активизимровалось сильно раньше иной реальности.
30 января 1763 года.
— Ну, что сын, Вильгельмина? Признаться, я уже думал сватать за тебя какую дочь китайского императора! — я приобнял Павла.
— Отец, но рано же жениться! — не особо рьяно сопротивлялся Павел Петрович.
— Будешь считать, что рано, так всех невест разберут. Мало того, я тебе не говорил, но Вильгельмина прибудет в Петербург уже летом, а пока сваты прибыли, — сказал я силясь, чтобы Павел не вырвался из моих отцовских объятий.
— Отец! Опять ты играешь на наших чувствах? — Павел все же вырвался.
Крепкий парень стал. Так и отца скоро одолеть сможет. Надо будет проверить его в поединке. На шпаге он уже одолеет, но в подлом бое, надеюсь, что я все еще не плохой боец, хоть в последнее время уделяю тренировкам не более трех часов в неделю.
— Вот, ей Богу, сын. Это датчане так спешат, чтобы наш флот быстрее не посетил Копенгаген с «дружеским визитом». Или ты бы хотел видеть у себя в женах Марию Иоанну? Так ей осталось не долго жить. Пришли сведения, что черная оспа у нее. Или жить она все же останется, но Мария и так… не красивая, покроется еще и оспинами, всю свою жизнь намаешься. А Вильгемина мила, вполне образована, не католичка, веру сменить может не только для выгоды, но и по душевному призванию, — сказал я, наблюдая за сыном.
Выглядит уже мужчиной, иных в статях перерос, но дитя дитем! Неужели и я такой был, когда женился на Катерине. Стоп!!! Я был явно иным. Это же как постепенно, но неумолимо стирается понимание, что я попаданец, что из другого мира. Полное погружение в эпоху.