В комнате первым делом я проверила электронную почту. Да, меня ждало письмо, но не то, что я надеялась. Оно было помечено как срочное и озаглавлено темой «Завтра утром», отчего у меня сразу возникло ощущение, будто что-то пошло не так. Во второй раз я была выделена особым образом. И снова без явной причины. На первый взгляд письмо казалось относящимся к занятиям: мой профессор по древнегреческому искусству оценил письменную работу. Если я не возражала, он хотел бы встретиться со мной в музее искусств в восемь часов утра.
МИНИАТЮРНЫЙ НИКЕЛЕВЫЙ КЛЮЧ скользнул в замочную скважину и повернулся вправо один раз, затем второй.
– Невероятно, чем только может стать горсть глины, не так ли?
Джайлс находился у той самой витрины, перед которой я стояла четыре дня назад. Музей по понедельникам был закрыт, но у него имелся доступ, и единственное, что меня невероятно поражало, так это его решение позвать меня сюда для встречи один на один.
– Каждый из этих кусочков является заурядной землей, запеченной в определенной форме и окрашенной в различные цвета. Но если присмотреться получше, то целый мир возвращается к жизни спустя тысячи лет!
– В Болгарии этот мир никогда и не умирал. Я была выращена на этих мифах.
– И это потому вы распорядились своей работой так вольно, мисс Славин? Обычно мои студенты пишут о том, что видят на вазе, а не о том, что, как им кажется, скрыто на ее обратной стороне.
Его комментарий застал меня врасплох.
– Мне показалось, что невидимое глазу будет куда более интересным.
– Справедливо. И ваше описание убийства Орфея разъяренными менадами было, несомненно, красочным. Но если вы предпринимаете попытку угадать, то лучше попасть в цель. Ну или предложить оригинальную версию.
Совершенно ясно, что моя не была ни первым, ни вторым вариантом.
– Я написала об Орфее, потому что люблю музыку.
– Любовь к музыке – это, естественно, самое очевидное объяснение. И все же ваша интерпретация мифа претерпела неудачу. Просто повторение того, что другими было сказано тысячи раз.
Я сделала глубокий вдох.
– Профессор Джайлс, если вам кажется, что работу нужно пересмотреть, я была бы рада переделать ее.
– Пересмотреть? – В его глазах зажегся неизвестный огонек, будто он поймал меня с ложкой за зачерпыванием меда из запретной бочки. – Это зависит.
– От чего?
– Есть ли у вас свежие мысли. Иначе мы просто раз за разом переписываем одну и ту же историю.
– Из пустого в порожнее.
– Прошу прощения?
– Мы так говорим в Болгарии: «переливать из пустого в порожнее». Это значит ходить кругами и не говорить ничего по существу.
– Тогда зачем вы это сделали?
– Сделала что?
– Погрузили меня в пять страниц пустого и порожнего.
Хорошего понемножку. Этот мужчина получал какое-то нездоровое удовольствие от провокаций, и сейчас его целью стала я, получившая и особое внимание, и особые насмешки. Мне встречались такие преподаватели прежде. Но пока я искала вежливую причину, чтобы уйти, он потянулся к витрине. Пальцами аккуратно открыл стеклянную дверцу, взялся за ножку сосуда и повернул его.
Изображение было простым, гораздо проще моих догадок в работе. Никаких брошенных камней. Ни расчлененных зверей. Не было роя неистовых женщин, устроивших засаду. На изображении было две фигуры – всего две – но, с другой стороны, сцена изображала именно то, что я и описала. Музыкант падал: опущенные плечи, подогнувшиеся ноги, безвольные руки отпустили замолкшую лиру. И нависающая над ним разъяренная женщина с разметавшимися во тьме волосами и в платье, не висевшем вертикально, а развевавшемся и спутанном из–за развитой ею высокой скорости. Хватающая его за руку. Тянущая его за кудри так ожесточенно, что его голова была оторвана от оседающего тела.
– Сами можете увидеть, – указывал Джайлс на вазу. – Смерть Орфея всегда описывалась как массовое убийство. И все же у художника на уме было совсем иное.
– Только одна менада?
– Именно. Читая вашу работу, я лелеял надежду, что вы отбросите множественное число.
Одна менада или много, какая разница?
– Может, она олицетворяла собой множество, но изображена одна для упрощения композиции?
– Может. Но вам правда кажется, что ответ такой очевидный?
Он открыл свой портфель и достал злополучные пять страниц, протягивая их мне. На верхней странице красовалась большая красная "А".
– Не понимаю. Мне казалось, вам не понравилась моя работа.
– Видите ли, мисс Славин, она более чем удовлетворяет условиям поставленного задания. Изящная. Отлично написанная. Достаточно исследовательская. Но чего она не удовлетворила, так это моего любопытства.
– По поводу?
– Подражали ли вы другой работе, прочитанной мной давным–давно. Уникальнейшему сочинению, когда-либо попадавшему мне в руки.
– Об этой самой вазе?
– Именно. К несчастью, так сложилось, среди студентов искусствоведов сцены сражений более популярны, потому музыкант неизменно оставался незамеченным. Но одна студентка заметила его. И, полагаю, я должен вам сказать, что она на обороте увидела одну менаду – сквозь запертое стекло, сквозь глину – словно обладала рентгеновским зрением?
И снова на меня был устремлен обвиняющий взгляд. Какого он ждал от меня ответа? Затем начало закрадываться подозрение, а с ним и вопрос, как давно была написала переданная ему работа, так похожая на мою собственную.
– Если память меня не подводит, то ровно пятнадцать лет назад.
Я почувствовала, как комната завертелась, и все вокруг слилось в сумрачном водовороте.
– Мисс Славин, в вашей стране ваша фамилия распространенная?
– Не совсем. То есть, вообще нет. А что?
– Были ли у вас родственники, посещавшие Принстон примерно в то время?
Ключ повернулся в замке, возвращая вазу, потревоженную на короткое время во второй раз за пятнадцать лет, на положенное ей место. И в этот решающий миг, пока он стоял ко мне спиной, у меня был последний шанс сбежать от прошлого – взбежать по ступенькам, покинуть этот класс и никогда больше не заговаривать с Джайлсом.
Последний шанс прекратить идти по все еще свежим стопам Эльзы Славин.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Незримые в ночи
В ЛЕГЕНДАХ МОЕЙ СТРАНЫ нет создания более прекрасного и жестокого, чем самодива: юная лесная ведьма, танцующая в полнолуние, заманивающая мужчин обещаниями любви, после чего отнимающая их жизни. Фольклорные суеверия заверяют, что силы самодив передаются по наследству в определенных семьях, но я никогда не верила в это. Во всяком случае, пыталась. Потому что тогда бы это значило, что безумие этих созданий находится в моей собственной крови.
Однажды, за тридевять земель, глубоко в лесах жили три девицы неписанной красы, три самодивы. Их молочная кожа была белее горного снега, глаза цвета голубого топаза был чище утренней росы, а их золотистые волосы до талии сияли так ясно, что само солнце леденело от зависти. Потому самодивы выходили только в ночи, подальше от злонамеренных глаз, купаясь под старым дубом, отплясывая в бесконечном танце и упиваясь луной, пока не запевал петух, отсылая их скрываться от рассвета обратно в пещеру, в которую не мог войти ни человек, ни зверь.