Татьяна вместе со всеми рефлекторно повернула голову к большому, во всю стену, чисто вымытому окну. По противоположной стороне широкой улицы, перекошенная от веса вздрюченного на плечо огромного замшевого баула, тащилась хорошо одетая худощавая женщина в длинном кожаном плаще с декоративной меховой опушкой.
Все мужчины, встречающиеся ей на пути, и, по мнению Татьяны, просто обязанные помочь слабой женщине, недовольно шарахались от нее, как от прокаженной. Какой-то бородатый мужик даже плюнул ей вслед, что-то зло прокричав. Что – не было слышно, но смысл угадывался без труда: катись-ка ты подальше!
Таня повнимательнее вгляделась в уезжавшую, и решила, что женщина была бы симпатичной, если бы ее не портило брезгливо-надменное выражение ухоженного лица. Следом с точно таким же видом, копируя мать даже в мелочах, шла девочка лет десяти в брючном джинсовом костюмчике, до колен заляпанном рыжей грязью. За плечами у нее висел довольно тяжелый зеленый рюкзачок, украшенный яркими малиновыми вишенками.
Тоскливая пара, резко отличаясь от окружавших их оживленных сельчан, пересекла площадь и остановилась перед автобусной остановкой. Стоявшие на остановке люди тут же отошли от них на безопасное расстояние, будто боялись заразиться.
Таня заметила, что женщина с девочкой демонстративно отвернулись от небольшой толпы, задрав к небу одинаковые тонкие носы. Сельчане платили им такой же откровенной неприязнью, молча разглядывая их с ног до головы с неуважительными гримасами, но молчали.
Официантка еще сильнее прижалась носом к стеклу, вся во власти захватывающего зрелища. Горячо заявила:
– Эх, высказать бы этой фифе всё, что она заслужила, но ведь Владимир Матвеевич будет недоволен! – Обозрев солидарно молчащую толпу на остановке, угрюмо прокомментировала: – И ведь никто ей ничего не говорит, потому что мужа уважают! Вот ведь хорошо устроилась! И слова-то ей поперек не скажи!
Парни отставили дорогие сердцу пивные кружки и тоже подошли к окну. Удивились, рассмотрев непривычную картину:
– Надо же! До чего довели ее сиятельство! На автобусе уезжает! И что же ее папочка самолично не приехал спасать несчастную дочурку? Машина сломалась, что ли? Или папаше дурная дочь надоела?
Официантка недобро фыркнула, в порыве гнева крепенько ударившись лбом об стекло, отчего оно опасно задребезжало.
– Да пусть хоть на помеле катится! Лишь бы обратно больше не появлялась!
Она выпалила эти слова с такой презрительной злобой, что даже толстокожий дядя Костя обернулся и посмотрел на уезжающую мать с ребенком. Решив, что ничего захватывающего в этом зрелище нет, скорее наоборот, повернулся и строго указал:
– Давай-ка рассчитывай нас, милочка! Нам ваши спектакли смотреть некогда. А порадоваться бегству недругов всегда успеешь. Будет что вспомнить вечерком с подружками. Они, я думаю, тоже за этим наблюдают.
Бедная зрительница, оторванная от заключительной сцены в самый душераздирающий момент, мигом выдала на-гора результат:
– Восемьдесят рублей на двоих! – и снова уставилась в окно.
Константин Иванович пожал плечами, посчитав, что это чересчур дешево, но спорить не стал. Может, тут цены такие. Ей виднее. Не могла же она обсчитаться, увлеченная драматическими событиями местного масштаба? Положил на край стола стольник и снова окликнул официантку.
Та примчалась, как полноценный вихрь, обдав их сладковатым запахом духов. Втянув живот и непотребно вихляя бедрами, отчего наблюдавшие за ней парни шумно проглотили слюни вожделения, с некоторым трудом вытащила из тесного кармана джинсов пару мятых десяток, швырнула их на столик и снова подбежала к окну, замерев в прежней охотничьей стойке. И вовремя.
К остановке плавно подкатил изрисованный черно-желтой рекламой «Би-лайна» рейсовый автобус.
Не прося ни у кого помощи, видимо, прекрасно понимая, что от враждебно настроенных односельчан ее не дождаться, женщина запихнула девочку в передние двери, залезла сама и волоком втянула внутрь поклажу, перегородив проход. Все остальные, чтобы не проходить мимо нее, демонстративно зашли в заднюю дверь.
Татьяна с дядей Костей встали, вежливо распрощались с возбужденной официанткой, и вышли на улицу.
Свежий воздух потяжелел, обещая скорый дождь, но солнце еще ярко сияло, и верховой ветер разгонял упорно собиравшиеся на горизонте облака. После тяжелой дороги и сытной еды их разморило, но отдыхать было некогда – осенью темнеет рано. А домой хотелось вернуться до сумерек, и, желательно, по сухому асфальту.
Снова сели в осточертевший автомобиль. Татьяна откинула голову на высокую мягкую спинку, вытянула ноги и сразу задремала. Водитель бросил завистливый взгляд на счастливую пассажирку, завел мотор и, проклиная свою тяжелую шоферскую долю, выехал со стоянки на проезжую часть. Через двадцать минут слева от дороги показались приземистые кирпичные строения.