И ушел.
Анна радостно улыбнулась Варваре и — следом за ним.
Он шагал в накинутом на плечи полушубке, встречные понимающе ухмылялись — загулял мужик в будний день, не мог субботы дождаться. Анна отвечала улыбкой: не беспокойтесь, хорошо гуляем, вместе, как видите.
Тяжело ей было за ним поспевать: навздевала на себя сколько налезло — знала, куда шла, нельзя было лицом в грязь.
У самого дома уже Егор остановился, словно раздумывая, войти или не войти, повернулся в сторону поселка, зашептал громко:
— Я ребятишек наших не меньше, чем ты, люблю. Только, видно, другая у меня любовь. Ты чего хочешь? Чтоб они такими, как мы с тобой, выросли? Нет, брат ты мой! — крикнул он. — Не пойдет! Не выйдет! Хочу, чтоб они лучше нас были! Мы в глуши живем, до железной дороги от нас сто шестьдесят километров автобусом! Да еще лошадьми шестьдесят! В нынешнее время до луны вон добраться легче, чем до нас!
— На меня-то чего кричать? — поинтересовалась Анна.
— Тебе хорошо потому что. Твои мечты все — вот они! Дом у тебя собственный. Огород. Корова, будь она проклята. Свинья, чтоб ей пусто было, прорве ненасытной. Радиоприемник. Одета, обута!
— Дом у нас богатый, — весело согласилась Анна.
— А я бы его спалил! Что мне в нем!
— Ребятишки с молоком завсегда. Вот что.
— А если я сейчас головой в прорубь?!
— Ну И дурак… — Анна растерянно и жалко улыбнулась, чтобы не брызнули слезы, прикрыла лицо рукой, будто от ветра.
— Му-уторно мне, — протяжно пожаловался Егор, закинув голову. — Мутит меня, понимаешь?
— Нет, — призналась Ани а.
— Ну поверь тогда, раз не понимаешь. Поверить ты можешь? Можешь ты поверить?
Анна отрицательно покачала головой и заплакала тихо, без голоса, только слезами.
— Почему не можешь поверить?
— Да не верю потому что, и… все.
— Ладно тогда. Я скоро приду.
«Хоть бы в чайную!» — подумала Анна.
А он просто так шел, никуда. В чайную бы — это хорошо. Да не поможет. И пробовать даже перестал давненько, хоть литрами зелье в себя вливай, голова все о том же соображает, а на душе еще муторнее… С Варварой бы — как с бабой, да тоже не поможет. А почему?
Очнулся — стоит он у ее дома.
Коленом открыл дверь, прошел сени, другую дверь на себя рванул, шагнул через порог и сразу услышал:
— Пожалей меня. Не мучь. Уходи.
Егор мотнул головой — шапка слетела, вперед ступил, пошевелил плечами — полушубок на пол.
— Уходи, — Варвара потянулась к нему, но Егор как бы отмахнулся:
— Не гони. Сам уйду, когда надо будет. И сядь. И сиди. И отвернись. Чтоб я глаз твоих не видел. Больно много в них… всякого.
— Тогда… зачем пришел?
— А некуда мне больше… Люблю я тебя, наверно. Очень, к тому же… Да разве в этом дело?
— Человек ведь я, — Варвара вся к нему тянулась, но он стоял так недвижимо, что она только пальцами рук шевелила в воздухе, да и то боязно. — Сил моих нету…
— Жару-то в тебе сколько, — сказал Егор. — Пахнешь вся огнем-то своим… Да нельзя. Еще муторней станет. Потом-то.
Варвара покачнувшись, тяжело отошла к окошку, спросила тоже тяжело:
— Чего ж ты от меня хочешь?
— Не знаю. Раньше вроде бы знал. Можно, конечно, в твоей точкой зрения воспользоваться. Но все равно душа — на свое место не вернется. Другое ей что-то требуется.
— Тогда забудь про эту дверь! — шепотом крикнула Варвара. — Уходи! К жене своей!
— Жены моей не задевай, — строго посоветовал Егор. — Ну как ты понять не способна…
Зарыдала Варвара в голос. Всей своей красотой упала на кровать, забилась.
И не слышала, как подошел Егор, долго стоял — над ней, ну ровно над могилой, смотрел на голубенькие жилки на белых ногах, долго смотрел — голова заболела.
— Мне, может, тебя сильнее охота, чем тебе меня, — сухим голосом выговорил он, — да… тем пустее потом-то будет. Знаю.
— Выворотень ты, выворотень! — сквозь рыдания крикнула Варвара. — Сам упал и мне жизнь придавил!
Изо всех сил хлопнул Егор дверью, чтобы не унести в ушах плач.
Шагал он по улице, держа в руках шапку и полушубок.
В волосы набился снег, а в распахнутом вороте и на лице таял.
Оделся Егор на ходу, еще больше замерз — там, внутри себя.
Может и выворотень он. Только — что его корни выворотило? Какая сила его опрокинула?
Мимо своего дома прошел Егор, не заметил. Лишь где-то, уже за поселком, в тьме кромешной, оступившись по колено в снег, опамятовался.
Обратно почти бежал, будто вспомнил о чем-то, торопился рассказать Анне, перешагнул порог, заговорил:
— Уедем отсюда. Дом и живность продадим. В южных местах заживем. Ребятишек виноградом питать будем. Яблоками там разными.